Записки начинающего феодала - Сергей Кусков Страница 6

— Приехали! — заорал на всю степь Бьёрн. Мальчишки, ей богу.

«Мальчишки, Рома. И ты мальчишка. Вы все мальчишки, потому и сдружились».

Я улыбался, сдерживая эмоции. Радовался? Да. Но понимал, что вчера, ночуя с прелестной девочкой, очередной внучкой очередного старосты, на тёплом сеновале, мне не нужно было решать сложные вопросы. Я по сути отдыхал. А теперь, в замке, отдыхать будет некогда. Работа, работа и ещё раз работа! И наказание за лень — смерть. Либо золотая/железная клетка, как альтернатива, если буду медленно бегать.

Да, конечно, я составил план действий на ближайшее время. Что бы они там в Альмерии ни решили, всё будет упираться в мою полезность здесь. А значит, я должен развить бурную деятельность и запустить какие-то процессы, которые, и все должны это понимать, без меня никто не закончит. И эти процессы косвенно должны нести королю пользу. Тогда он не посмеет меня тронуть, будет работать дистанционно.

Виа? Да. Но мало. Надо что-то ещё. Что-то, что позволит мне не ехать к нему в «клетку», отговорившись делами. И если ЧТО делать примерно представлял, то как развить настолько кипучую имитацию бурной деятельности, чтобы меня невозможно было поймать…

— Посёлок. Граф, посёлок! — кричал Лавр. У него тут жена и маленький ребёнок. Это он уже на обратном пути признался. Жена гражданская, не венчаны, так как тела её прошлого мужа после рейда в степь не нашли, и официально её ещё год не могут признать вдовой. Но он точно видел, как тот упал с коня с орочьей стрелой в груди. После такого не выживают.

— Отставить! — попытался навести порядок Сигизмунд. — Приедем, сдадим караул, поедешь к своей. Пока служба.

— Есть служба! — нехотя козырнул отрок. Козыряют тут прикладыванием правой руки к груди, к сердцу. Такая вот отдача чести. Кстати, вроде тоже от римлян осталось. Интересно, а когда у нас начали к шапке руку прикладывать?

— И это… — окликнул Бьёрн, — парни, мы домой подъезжаем. Казарма, всё такое. Поход — закончился. Дома — «его сиятельство» и никак иначе!

— Точно! — воскликнул Лавр. Сигизмунд улыбнулся. Я тоже.

Посёлок проехали на лёгкой рыси. Нас увидели издали, и поглазеть на нашу кавалькаду высыпало много народу. А население посёлка в основном не крестьяне, а вольные, члены семей обитателей замка и воинов. Мы всем приветственно махали, нам искренне махали тоже, бросая подбадривающие крики. Поскольку ехали окольными путями, новости из Аквилеи должны были уже достичь наших украин, и распространиться среди населения как минимум замка. А учитывая, что телевизора и газет тут нет, сеть распространения информации ОБС тут на таком уровне, что, наверное, о произошедшем в Аквилее знает и восточная окраина графства, если не далее.

Выехали через северо-западные ворота посёлка, тут аж трое ворот — большое поселение. Поехали дальше. О нас наверняка уже сообщили — гонца послали. Или флажками отмахались. Да-да, отсталый средневековый мир, но сигнальную систему для оповещения о приближении степняков тут придумали лет пятьсот назад. Потому в принципе и смогли создать такую глубоко эшелонированную оборону в открытой всем ветрам степи, как наша Лимессия с её башнями. Потому и держимся, не цепляясь ни за один природный рубеж в виде гор и крупных рек.

— Оба на! Вашсиятельство, вас точно встречают!

Я присмотрелся, куда указывал Бьёрн… И немножко прифигел. Из посёлка в замок шла девушка. В неброском сером домотканом платье, с чепчиком на голове… И эта девушка, заслышав конский топот (нас всего пятеро, но коней половина табуна с собой), обернулась и выглядывала, кто там, и нет ли для неё опасности.

— Ансельмо, шельмец! — обернулся я назад, к привычно едущему в хвосте колонны квестору. — Держи лошадок!

— Есть, вашсиятельство, держу!..

Я не дослушал, бросил повод ведомых и дал галоп в сторону девчули. Та, увидев мою отделившуюся фигуру, приподняла платье и попыталась дать стрекоча в сторону от дороги, через луг… Ну что за детский сад! Ё-моё, честное слово!

Догнал быстро. На землю бросаться не стала, до такой дурости не дошло, но когда её схватил и привычным жестом (на Катрин потренировался две недели назад) подхватил и посадил перед собой, завизжала, как резанная.

— Заткнись, дура! — рявкнул ей на ухо.

— А я не упаду? — испуганно глянула она вниз.

— Будешь орать — упадёшь! — Я на секунду отпустил хват, она снова завизжала. — А ну цыц!

— Рикардо… Ричи… Милый! — И Анабель-Мишель, а это была она, обняла за шею и приникла к моим губам. Я ногами остановил Дружка, а в замок решил въехать на нём, подгадал с утра со сменой лошадок, и следующие пару минут занимался тем, что безудержно целовал эту прелесть. Прелесть в хорошем смысле — как только увидел её вдали, во мне тут же всё перевернулось.

Нет, всё же Ричи не погиб от её заклинания. Да, я больше ощущаю себя Ромой, это так, но Рикардо Пуэбло всё равно во мне, и его чувства для меня так же важны и обязательны для исполнения, как мои собственные. Теперь это НАШИ чувства, и я сходил с ума от одного запаха, от вида, от упоминания этой девушки-бабушки.

«Бабушки» — попытался завести мой внутренний язва.

«Ну, Галкину нравится с бабушками. Я чем хуже? У меня у бабушки тело двадцатилетней вообще-то».

Короче, мне было плевать на её ментальный возраст. Я просто… Её хотел. Во всех смыслах.

Парни нагнали, сбавили ход и проехали мимо, не съезжая с дороги, задорно ухмыляясь. Я понял, что негоже возвращаться в замок позже свиты и охраны, и снова ногами двинул Дружка за ними.

— Я соскучилась. Боже, как я соскучилась! — Анабель приникла к груди. Вцепилась в меня мёртвой хваткой, опасаясь упасть с коня. Вообще-то с непривычки тут кажется высоко.

— Когда мы расставались, ты была готова меня убить, — не мог не заметить я.

— Это была ломка. Я… Слишком не привыкла к жизни ЗДЕСЬ. А тут ты… И ты…

Что «и я» она не смогла внятно сформулировать.

— И вообще, я — молодая дурёха-травница. Ученица лекарки, — заметила она с улыбкой. — Мишель умерла полтора года назад. Её убили марокканцы. А значит я — Анабель, я должна быть ею. Так хочет господь. И не нужно противиться.

— Тебя ломало от местных реалий, пока не появился тот, кто способен тебя защитить, — впорол я правду-матку. — Тот, кто примет тебя такой, какая есть, со всем твоим туманным прошлым. Кому можно открыться, ничего не боясь. Да?

— Да. — Практичная бельгийка не стала ломать комедии. — Но есть ещё кое что. Ты… Не такой, как они. — Снова откровение, выдавленное из себя через силу. Ну, когда не хочешь, но вынужден признать очевидное. — Они жестокие. Ты мягче. Да, ты бил меня кнутом…

— Плёткой, — поправил я.

— Плёткой, — согласилась она. — Но ты всё равно мягче их всех. И ты ПОНИМАЕШЬ, что хорошо, что плохо. Рома, у меня просто нет вариантов. Или ты, или камень на шею и в Светлую, и я однажды уже это пыталась сделать.