Живи! - Владимир Данихнов Страница 6

— Глупо.

— Почему?

— Не знаю. Лучше уж пусть будет инопланетянин.

— Хм…

— А что думает Жоржи?

Алекс кидает быстрый взгляд в глубь «лаборатории», Жоржи слышал вопрос — он ухмыляется.

— Жоржи не знает, кто это сделал. Но он считает, что чужак хотел помочь нам.

— Помочь?

— Что?! — кричит Кори.

— Да, помочь. Жоржи говорит, что мир нам наскучил, люди стали бедны на эмоции, а прогресс застопорился. Тот, кто создал игру, заставил людей сплотиться. Жоржи верит, что если человечество постигнет тайный смысл игры, если мы откроем, каким способом человек-тень начал ее, тогда у людей появится право на жизнь. Понимаешь?

— Нет.

— Что?! — кричит Кори.

— Ты вообще следил за ходом моей мысли?

— Ну почему не следил? Очень даже следил. Вот только мысль твоя, уж прости, неоригинальна.

Алекс ухмыляется:

— Каков наглец, а?! Нагрянул в гости, кто вообще таков — неизвестно, да еще хозяев критикует!

Я улыбаюсь:

— Прости.

— Да ладно. Лучше послушай, что у нас есть. Слушай, слушай — новых людей редко когда увидишь, в городе одни зануды, а поболтать иногда страсть как хочется. У нас довольно мощный телескоп, мы следим за небом — если моя теория верна, то есть шанс обнаружить корабль чужака. Мы берем пробы почвы, анализируем их, пытаемся понять, как работает зараза, которая убивает людей, каким образом превращает нас в бабочек и прочую дрянь. Еще хотим встретиться и поговорить по душам с кем-нибудь из целителей. Ты знаешь, кто такие целители? Когда-то обычные люди, они появились вместе с игрой… если точно — немного погодя, и что-то должны знать о ней, эти чертовы слуги чужака! Мы выведаем правду любым способом, если встретим их.

Я вздрагиваю и откладываю надкушенную курагу, невольно пробормотав:

— Я знаю, кто такие целители…

— Что?! — кричит невесть как услышавший меня с чердака Кори.

— Что?! — меняясь в лице, переспрашивает Алекс.

— То есть нет, — быстро сдаю на попятный, — не знаю. Просто видел… видел одного такого типа…

В самом начале игры какой-то умник предложил простое решение: надо забетонировать участок земли, отгородиться от неведомой угрозы и спокойно ходить по бетону. Опыт проводили в городке во Франции — залили бетоном площадку, выпустили туда преступников-смертников. И те остались живы. Люди ликовали: это была маленькая, но победа над чужаком. Площадку принялись расширять, но уже на вторые сутки зараза проникла и сюда; рабочие, которые там находились, погибли. Среди них был жених моей сестры. Бывший жених. Узнав о его гибели, Марийка, недолго думая, выбросилась из окна третьего этажа. Она упала на козырек обувного магазина и переломала руки и ноги.

Я примчался в больницу: Марийка лежала упакованная в гипс, на щеках блестели слезы. Я сидел рядом и гладил ей волосы.

— Живи… — Я плакал, как и она. Внутри ворочался жаркий ком: вскипал и опадал пеной, бурлил клокочущими пузырями. Я чувствовал, как кто-то чужой и далекий, вовсе не я, трогает сестру моими руками. А сам будто превратился в висящую на нитях марионетку, но даже не задумался, чтó понадобилось неведомому кукольнику: мы действовали заодно.

— Живи… умоляю тебя, живи…

Я уснул рядом с ее постелью. На следующий день Марийка была жива и здорова, а меня палками и камнями гнали из города. Я шел по центральной улице, придерживаясь за стены домов, хватался кровоточащими ладонями за уцелевшие витрины; под ходулями хрустело битое стекло. Мое тело превратилось в один сплошной синяк.

Марийка была среди тех, кто вел толпу… они преследовали меня, как дикого зверя.

— Целитель! — кричали люди. — Прислужник чужака!

Выбравшись из города, я заночевал на вершине песчаной насыпи. Здесь когда-то полным ходом шла стройка, потом ее забросили: остались груды песка, щебня, разбросанные тут и там куски арматуры. И открытый всем ветрам железобетонный каркас длинного, в виде буквы «U» здания с обвалившимися перекрытиями. Даже ржавый остов башенного крана, в сумерках напоминающий Эйфелеву башню. Я вертелся, стараясь улечься так, чтоб меньше болели ушибы. Боль уходила быстро — выплескивалась наружу рваными толчками и затихала. Было очень досадно сознавать, что я не такой как все; сердце ныло оттого, что больше не увижу сестру.

Я просыпаюсь на рассвете. Вздрагиваю, кутаясь в одеяло: опять привиделся дурной сон — хлопанье крыльев, заполошный вороний грай и голос: «Полюбуйся на дело рук своих, Влад. Что ты натворил? Что же ты наделал, Влад Рост?..»

Мой собственный голос.

От сна веет паленым мясом и влажным, зябким туманом…

Воздух за окном серый, черные пеньки деревьев торчат на вершине далекого холма, звезды растворяются в утреннем свете. Рядом храпит завернувшийся в простыню Алекс. Бесшумно поднимаюсь, шарю рукой в темноте и хватаю за лямку рюкзак. Зачерпываю горсть сухофруктов из наполненного до краев мешка и кидаю в боковой карман рюкзака — будет чем позавтракать в дороге. Фляжку я успел наполнить еще вчера.

В «лаборатории» спит на раскладном кресле Жоржи. Во втором кресле, в тени стола, присвистывает на вдохе носом третий парень, которого я так и не увидел в лицо, потому что он работал допоздна. Его зовут Кори.

Пора уходить.

Я не виноват, что я — не совсем человек. Но и они не виноваты, что они — люди. Автобус наверняка проезжал мимо Вышек, и водитель мог рассказать местным, что в их сторону направился целитель. Я не верю, что он смолчал, он обещал, да, но подозрительность успела впитаться в кровь и образ моих мыслей. Даже родная сестра предала меня. Местные могут прийти сюда, чтобы изловить пришлого целителя. Хозяева дома, эти приветливые парни, узнают правду и убьют меня, будут пытать до смерти, стремясь выведать тайну игры. Тайну, которой я не знаю.

Дверь тихо скрипит, когда я крадучись выскальзываю из комнаты. Алекс ерзает, переворачиваясь на другой бок, и начинает храпеть еще громче, Кори бормочет под нос, причмокивая губами: «Что?..»

Я ухожу. Выйдя на крыльцо, цепляю ходули, но, добравшись до тропы и встав на камень, снимаю — оставлю-ка их: я не вор, дойду как-нибудь. Трава клонится к земле — на кончиках блестят капли росы; провожу ладонью, собирая холодные росинки, чтоб умыться: воду во фляжке пока лучше поберечь. На траве остаются темные полосы. Я прыгаю с камня на камень, и рюкзак мягко колотит по спине. Он почти пуст, внутри от стенки к стенке болтается дорожный дневник, в котором я делаю пометки и записываю то необычное, что встретилось. Да, я тоже пытаюсь понять, чтó такое игра, тоже хочу остановить ее. Снова стать обычным человеком. Это всё глупые мечты: в детстве я, например, мечтал вытащить из-под колес мчащегося автомобиля свою подружку; вытащить так, чтоб она осталась жива и здорова, и я бы тоже остался жив, но что-нибудь покалечил. Допустим, сломал ногу. Остановить игру — еще одна глупая мечта. Люди стареют и всё равно мечтают о чем-то несбыточном.