Сокровища Валькирии. Птичий путь - Сергей Алексеев Страница 6

Вторую акцию Смотрящий поручил провести Корсакову, бывшему тогда начальником его личной охраны. Взорвали бомбу мощностью четыреста граммов в тротиловом эквиваленте, обстреляли из автоматического оружия, к месту происшествия слетелась стая журналистов, поднялась волна шума и пыли, нашлись и подозреваемые из числа особо ярых ненавистников, и даже закрытый суд состоялся, но результат оказался прямо противоположным. И хоть враги сожалели, что террористы промахнулись, что в бомбу заложили мало пластида, редкие единомышленники поздравляли, назначив ему вторую дату рождения, а пресса резвилась на высокоэмоциональном уровне – его личная температура не повысилась ни на градус и утраченного азарта не вернула. К тому же «злодеев» оправдали за недоказанностью и отпустили, чуть ли не сотворив из них народных кумиров. В выигрыше остался лишь туповатый владелец элитного автосалона, который торговал бронированными «мерседесами» и по недомыслию пытался всучить Смотрящему деньги – оплатить рекламную кампанию.

Неожиданный выход предложил ветеран теневой экономики Церковер, который из-за преклонных лет никак не мог вписаться в стремительно убегающее время, однако бесконечно и настойчиво делал такие попытки, испрашивая советы у Смотрящего. Ему не удавалось наладить сырьевой бизнес – не подпускали ни к нефти, ни к газу, ни к трубам и прочим транспортным системам, а Сторчак уже ничем помочь не мог. Неугомонный Церковер по случаю сначала прикупил несколько скважин, но конкуренты устроили пожар и вынудили продать их по дешевке. Старый теневик умел держать и не такие удары. Он приобрел два ржавых танкера и судно для перевозки сжиженного газа в Японию, а когда вчерашний его приятель Чингиз Алпатов по прозвищу Хан и это отнял, причем дерзко и нагло, Церковер пришел к Смотрящему. И долго, со стариковским кряхтением, но азартным блеском в глазах размышлял над новой теорией противников добычи углеводородного сырья из земных недр. Согласно его изложению, нефть являлась кровью земли, газ – легкими, а угольные бассейны – не чем иным, как подушками безопасности, обеспечивающими равномерное вращение планеты. Сама же Земля – живой организм. Бурить скважины и бить шахты в ее коре – все равно что человеку каждый день сверлить череп и выкачивать, например, мозговую жидкость. Безумие обеспечено. А это землетрясения, цунами, извержения вулканов и прочие катастрофы вплоть до «ядерной зимы».

Было странно видеть в бывшем цеховике патриота-теоретика, однако Сторчак его терпеливо выслушал, посоветовал возглавить движение неистовых экологов и создать партию «зеленых». Церковер не обиделся, но философствовать прекратил и спросил прямо:

– Миша, зачем вы пустили «голодных» до нефти и газу? Татары, кавказцы, евреи и даже великороссы – все стали жидами! Моисей их сорок лет водил по пустыне и не смог накормить манной небесной. Я извиняюсь, Миша, но подозреваю, что вы скрытый антисемит! И забыли, что вашу бабушку звали Сарра Губер. Я отниму у вас израильский паспорт. Вы недостойны носить его в своих широких штанинах.

Израильский паспорт у Сторчака на самом деле был, однако о нем знал только один человек – покойный ныне премьер-министр Израиля, который когда-то этот документ и выдал, чтобы в случае чего защитить известного менеджера: проводить реформы в России было делом рискованным. Откуда знал о паспорте Церковер, Сторчак догадывался, ибо сам хорошо когда-то изучил личность этого предпринимателя.

Еще будучи вице-премьером, Супервизор по сути определил направление его бизнеса, позволив открывать банки, рынки и торговые центры вокруг Москвы. После того как Церковер не без помощи Сторчака выкупил четыреста гектаров земли у разорившегося НИИ зерновых и бобовых культур, расположенного сразу за Московской кольцевой дорогой, его стали называть Оскол – по населенному пункту Осколково, где располагался сам институт. Зачем ему потребовалось столько зарастающих опытных полей с перелесками, побитых стеклянных теплиц и малопригодных, ветшающих железобетонных корпусов, никто не знал, строительным бизнесом Церковер не занимался, впрочем как и сельским хозяйством, однако землю не продавал, а вкладывал деньги, воздвигая высокий железный забор по периметру, содержал многочисленную охрану, и это невзирая на значительные налоги. Губернатор области пытался сначала выкупить весь участок, потом несколько лет судился – земли относились к фонду сельхозназначения и не обрабатывались, – однако Оскол нещадно тратился на адвокатов и не отдавал ни клочка, доказывая, что эта территория принадлежала раньше науке. А чтобы пустыри не мозолили завидущие глаза, он распахивал поля и сеял то, что было дешево, – кукурузу, початки которой бережно снимал усовершенствованным комбайном, и землю вновь запахивал.

Сторчак давно и хорошо знал Оскола, считал его прагматичным, успешным предпринимателем, достаточно прижимистым, даже скупым, и объяснить его столь нерачительное поведение было невозможно. В ту пору Смотрящий создал целую школу капиталистов, куда набирал предприимчивых, но «голодных» людей, еще не подозревая, что пережитый голод – болезнь неизлечимая. И многие, кого он выкормил с руки, потом норовили ее укусить. Церковер же пришел туда «сытым», и его будущий конкурент Чингиз Алпатов, тогда еще без своего громкого прозвища Хан, скромный, даже застенчивый начальник нефтепромыслов из Сибири, взирал на известного цеховика с уважением и в рот ему смотрел. А перед Сторчаком и вовсе трепетал, как дева на выданье, не смея глаз поднять. И вот поди ж ты, осмелел, ханскую силу почуял и отнял баржи у своего однокашника пиратским образом – остановил в море, захватил вместе с нефтью и командами, поднял другие флаги, да и угнал в неизвестном направлении.

Стареющий Церковер к числу «голодных» не принадлежал, поскольку еще при коммунистах два срока отсидел за подпольные цеха на обувных фабриках, незаконные операции с золотом и был еще тогда завербован госбезопасностью в качестве платного секретного сотрудника. Подбирая кадры в свою школу капиталистического труда, Сторчак тогда еще интуитивно запрашивал досье на каждого в самых разных, даже сверхзакрытых инстанциях и, на удивление, получал их – в начале девяностых и это было возможно. Зато потом все его ученики, за редким исключением, становились ручными и управляемыми. В послужном списке Церковера он ничего особенного не вычитал – у иных будущих олигархов автобиография была куда цветистее, – однако отметил то, что искал: Оскол был инициативным, исполнительным и вполне управляемым агентом, все его доносы на товарищей по подпольному золотому рынку не имели мотивов зависти и желчной злобы. Он вообще был веселым, неунывающим человеком и однажды признался, что в юности, подражая Аркадию Райкину, писал юмористические рассказики, интермедии и обожал составлять ребусы.

Теперь Церковер жил по понятиям, добро помнил, ценил, был благодарен и, несмотря на восьмой десяток, оставался все тем же бодрячком, однако уже склонным к старческой философии, мистике и неожиданным экспериментам. Но даже при всем этом Сторчак относился к нему серьезно и с уважением, ибо запомнил его науку – случайно или с умыслом, но однажды Церковер проронил фразу, которой руководствовался сам всю свою жизнь и которая стала ключевой для будущей карьеры Смотрящего: «Запомните, Миша: кто владеет информацией, тот обладает реальной властью. Суть менеджмента заключается в умении создавать золотой запас информации и сколько угодно потом печатать бумажную валюту. Все остальное – сор, который можно выносить из избы».