Меч Константина - Наталья Иртенина Страница 6

У колодца не было ворота, с него просто скинули деревянную крышку и полезли вниз по одному. Провожал нас своей музыкой одурелый сверчок, наяривал чуть ли не «Прощание славянки». Когда дошла очередь до меня, я нащупал ногой ступеньки в стенке колодца — вбитые металлические скобы. Глубина колодца была метров пять. На дне в тонком слое воды четко, как в зеркале, отражались звезды на темно-синей скатерти неба. За мной спускался Фашист с горящим фонарем на поясе, а впереди — Паша, человек-шкаф, которого я видел на станции. Ступеньки под его тяжестью скрипуче ныли. При особенно громком их протесте Паша замирал, пытаясь делать вид, что он пушинка. Через пару секунд отмирал и шел дальше. Сверху мне на голову сыпалась труха. Вони в колодце не чувствовалось. Здесь как будто и воздуха не было, а дышали мы пустым пространством. Не знаю, как это объяснить. Просто ощущение. При этом в лицо мне дул сквозняк.

В какой-то момент я понял, что звезды внизу — вовсе не отражения, а глубина колодца раза в два больше, чем казалось сверху. Метров десять. Где-то в середине его я почувствовал, что идти стало тяжелее. Что иду я как-то не правильно. В голове начало звенеть. Мне казалось, я ползу кверху ногами и рюкзак сваливается мне на затылок. Спускаться в таком положении было не слишком удобно.

— Переворачивайся, чего ждешь, — пропыхтел сверху Фашист, сам быстро крутанулся, как муха на стене, и оказался внизу — когда я повторил его маневр. — Гляди-ка, на месте старина Ян, провожает нас. — Он направил фонарь на противоположную стенку и высветил нарисованную то ли мелом, то ли распылителем лысую голову с двумя лицами в профиль. Одно лицо смотрело вверх колодца, другое — вниз.

— Куда он денется, сердешный, — прогудел сверху Паша.

А Фашист внезапно перешел на латынь и возгласил:

— Morituri te salutant, Yanuaris!

Короткое эхо гулко метнулось в оба конца колодца.

— Чего? — повернулся я к нему.

— Идущие на смерть приветствуют тебя, Янус, — перевел Матвей. — Ты думаешь, это колодец? Нет, это портал двуликого Януса. Двигай лапами, — подтолкнул он меня. — Потом объясню.

Сверху теперь был Паша, и мы уже не спускались, а поднимались к антиподным звездам. Теперь и я замирал вместе с ним при каждом громком нытье ступенек под его ногами. Пред ставить, что было бы, упади он, — больно и трудно» Фашист почти подпирал меня головой — торопился вылезти из этой деревянной аэродинамической трубы, насквозь продуваемой ветром. Наконец мы вынырнули с обратного края колодца-портала и расселись вокруг, поджидая остальных. Одурелый сверчок все строчил из своего пулемета, поливая невидимым огнем невидимого врага Последними вылезли, почти одновременно, оба Славы — они были худые и могли вдвоем спрятаться за одним деревом.

Темнота понемногу разбавлялась, приближалось утро. Избушка в темно-сером свете выглядела еще больше покосившейся, крыша как будто съехала набок, на манер кепки. Крыльцо под ногами скрипело и шаталось, того и гляди рассыплется. В доме Паша одной рукой отодвинул старый диван, подцепил крышку подпола. Серега и Фашист спустились, стали передавать наверх тюки. Часть из них лязгала металлом, другая, поменьше, тряпично молчала или глухо гукала. В лязгающих было оружие и патроны, в остальных — амуниция, спутниковые телефоны. Все это быстро разобрали, переоделись в камуфляж, у каждого помеченный особой меткой. Это был почти настоящий армейский склад. Мне, Лехе и Йовану как новобранцам досталось из запасов. Длинные штанины я заправил в ботинки, а рукава пришлось подворачивать. Затем мне вручили укороченный автомат Калашникова и два магазина к нему. Свои две «эфки» я забрал из Серегиного рюкзака и подвесил к поясу. Магазины сунул в карманы разгрузочного жилета. Свернутый спальный мешок навьючил поверх рюкзака. Вадим критически оглядел меня с видом «а поворотись-ка, сынку».

— Сойдет. Только поперед батьки никуда не лезь, понял? Я тебя должен вернуть домой живым и непродырявленным.

Спасибо, что не сказал «вернуть мамке».

— Добро пожаловать на «горячую» войну, — улыбчиво сказал Фашист, прилаживая к бедру свой «Клык».

Уходили мы от дома цепочкой с интервалом в пару метров — огородами к лесу. Деревня стояла молчаливая, петухи не орали, и коровы не мумукали. Может быть, их всех съели, а может, местные выменяли на оружие и партизанили втихаря. Здесь все было то же самое — и одновременно совсем другое. Война тут шла в открытую, а не пряталась под пеленой фальшивого мира, как на том конце колодца На окраине в кустах нам попался ржавый пулемет «максим». Увели его, видимо, из музея.

Война землю не красит. Разоренной была земля — с первого взгляда видно. Провода на столбах порваны, висят закорючками или срезаны подчистую. Сами столбы через один лежат вповалку. Дома — запаршивевшие, опустившиеся, будто в землю вжались от страха и безнадеги. На огородах, обнесенных арматурой и чуть ли не колючей проволокой, одна крапива и лебеда Возле самого леса мы наткнулись на подорванный миной казенный «газик». От машины остался догнивающий скелет, даже без дверок — все, что можно снять и приспособить, давно снято и приспособлено.

Здешние места командир и остальные знали наизусть. Это для отца тот рейд был первым и последним, а они ходили здесь много раз. Могли брать направление с закрытыми глазами. Кто-то тихо переговаривался. Монах сзади негромко напевал. Вооружение у него было особое, просто уникальное. Кроме автомата с подствольным гранатометом и боекомплекта в разгрузнике он нес за спиной тяжелый меч в ножнах. Настоящий боевой, с широченным клинком, длинный, полуторный. Я подумал, что при виде нашего Монаха с мечом в одной руке и гранатометом в другой враги должны будут впадать в столбняк и трусливо расползаться в стороны. Это называется психологическая атака.

Я догнал Фашиста и дернул его за ремень ручного пулемета.

— Ну? — сказал ему, когда он обернулся.

— Баранки гну, — тут же отозвался Матвей, будто пароль назвал.

— Ты обещал рассказать про портал.

— Ага. — Фашист на несколько секунд задумался. — Ну, кто такой Янус, в школе небось проходили?

— Римский языческий бог… не помню чего… Времени, кажется.

— Ну, примерно. Янус — владыка всех начал. В Древнем Риме была традиция: когда начиналась война, воины, отправлявшиеся сражаться, проходили под арками храма Януса, перед его ликами.

— А зачем нам проходить перед ликами языческого бога? — насупился я.

— Февраль намалевал, у него и спрашивай зачем, — открестился Фашист. — Но это только присказка, сказка будет впереди. Суть в том, что у Януса, как ты понимаешь, две физиономии. Одной он смотрит в прошлое, другой — в будущее.

— А сейчас мы в будущем или прошлом? — спросил я, уже начиная догадываться.

— В прошлом. Но не во времени. Это изначальный, исконный облик войны. Такой она была с древности. «Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий…», ну, в общем, помнишь, проходили в школе. А современная ее физиономия — там, откуда мы пришли. Там она совсем не похожа на кровавый бой с разрубленными черепами и кишками, намотанными на гусеницы танков. Она тихая, незаметная, как вирус в организме Это понятно, да?