Золушки из трактира на площади - Лесса Каури Страница 6

– Доброе утро, Кай! – просто сказала она, и он так же просто ответил:

– Доброе утро, Бруни!

Повисла пауза. Они не могли отвести друг от друга глаз. Матушка хотела поведать ему о подстаканниках, он мечтал рассказать ей о том, как она прекрасна, но оба молчали, позабыв слова. До тех пор покуда тишину не нарушило многозначительное покашливание. У выхода из трактира выстроились Пип и сестры Гретель. Повар держал в одной руке любимый топорик для мяса, а в другой – скалку.

– Добрый господин, – обратился он к гостю, – каким бы знатным вы ни были, вам стоит знать, что, если с нашей Брунгильдой что-нибудь случится, вы перестанете быть добрым господином!

Сестрички Гретель выглядели испуганными, но сурово свели брови, изображая кровожадность. Зрелище было то еще!

Кай с трудом сдержал улыбку, однако ответил повару со всей любезностью, на которую был способен:

– Я обещаю заботиться о ней и защищать, если потребуется, друг мой. И не причиню вреда ни словом, ни действием. Слово дворянина!

– Смотрите, – Пип погрозил скалкой, – вы обещали!

И ушел на кухню. Его широкая, как у бобра, спина выражала крайнее расстройство.

Кай подал Матушке руку и вывел на улицу под перекрестными взглядами сестер.

Увидев экипаж, Бруни ахнула. Красное дерево и черная кожа, малиновый бархат сидений и изящная ступенька для подъема были великолепны. Но четверка вороных – сильных, изящных, тонконогих – оказалась выше всяких похвал! Матушка не удержалась и бросилась к лошадям, по-девчоночьи перепрыгивая через лужи, огладила шелковые морды, потрепала острые уши и тщательно, волосок к волоску, причесанные гривы. Пожалела, что нет с собой соленых корочек, чтобы порадовать лошадок лакомством.

Гость терпеливо наблюдал за ее восторгом, и в его глазах плясали смешинки, будто солнечные искры. Наконец, она вспомнила о нем, смутилась и юркнула в карету, едва коснувшись пальцами его ладони.

Экипаж тронулся, за окнами потянулись дома, лавки и чугунные столбы фонарей, будто гвардейцы на карауле.

Кай устроился напротив Бруни. Задумчиво смотрел в окно, иногда крутил массивный перстень на среднем пальце правой руки. Матушка, хоть и интересно ей было выглядывать из окна кареты, искоса наблюдала за ним, отмечая великолепную осанку, благородный профиль и блеск каштановых кудрей, в беспорядке падающих на плечи. И вдруг поймала себя на том, что хочет запустить в них пальцы, ощутить их мягкость и густоту… Вновь, как и утром, бросило в жар, опалило румянцем кончики ушей и щеки. Она сделала вид, что загляделась на проходящего мимо лоточника, несущего на плече доску с горячими батонами, да получилось так пристально, что парнишка споткнулся и чуть не упал.

Ветер принес знакомые запахи – свежести и свободы, соли и водорослей. Запахи моря. Карета миновала проезжую часть набережной, съехала к причалам и остановилась у борта великолепной трехмачтовой шхуны. Бруни испуганно посмотрела на спутника.

Тот вышел, подал ей руку. Заметив ее взгляд, улыбнулся и кивнул в сторону.

Она проследила за его жестом и увидела у дальнего причала маленькую белоснежную яхту, скромную и изящную. Мысль о том, что она вновь ощутит качку, соленые брызги на коже и хлесткие удары ветра, привела Матушку в восторг, но Бруни только сморгнула навернувшиеся от радости слезы и благодарно сжала сильную руку провожатого. Не выпуская ее пальцев, тот отвел девушку на яхту и усадил на лавку. Принял от слуги, идущего следом, корзину с припасами, ловко выбрал концы и отчалил, оттолкнувшись от пирса длинным шестом. А затем сбросил плащ, снял камзол и сапоги и занялся парусом. Совсем скоро яхта взяла курс на запад – в открытое море.

Матушку охватило странное оцепенение. Качка усыпляла, запах водорослей и ласковые прикосновения солнца, только оторвавшегося от горизонта, вызвали в памяти те мгновения, когда рядом был отец. Ей грезилась его белозубая улыбка и колечки ароматного дыма из длинной трубки, с которой он не расставался, хрипловатый голос, отдающий команды, и выражение глаз, устремленных в самое сердце моря…

Кажется, она задремала, потому что очнулась лишь от теплого касания пальцев. Открыла глаза и увидела склонившегося над ней Кая.

– Бедная, – тихо сказал он, продолжая гладить ее по щеке, – совсем не высыпаешься с этой работой, да?

Бруни запрокинула лицо ему навстречу. Потянулась, будто росток к солнечному лучу, жадно разглядывая оказавшиеся так близко его четко очерченные красивые губы, волевой подбородок, легкую щетину… Несмело накрыла его руку своей.

Кай наклонился еще ниже. Прошептал, едва касаясь губ губами:

– Только если ты сама хочешь…

Ком в горле не дал ответить.

Сильные ладони обхватили затылок и потянули вверх.

Он поцеловал ее, сдерживая себя, боясь напугать. Опустился на колени, чтобы обнять и притянуть к себе, целовал, не давая отвернуться, да она этого и не желала! Лишь задохнувшись от нахлынувших эмоций, чуть отстранилась. Он тут же отодвинулся, глядя на нее серьезно и… печально. И этот взгляд ударил Бруни в самое сердце, заставил, взяв Кая за ворот рубашки, вновь потянуть к себе, на себя.

Так бережно и нежно ее не касался никто, включая мужа. Казалось, в распоряжении Кая была целая вечность, которую он собирался посвятить изучению тайн женского тела. Он наслаждался Бруни, как изысканным музыкальным инструментом, заставляя звучать ранее молчавшие струны ее желаний, но, в конце концов, и сам не выдержал, сплетясь с ней в страстных, жарких и сильных объятиях…

Солнце давало уже достаточно тепла, позволяя лежать на палубе обнаженными, однако Кай нащупал упавшую шаль и укутал в нее Бруни. Крепко прижимая ее к себе, он ни о чем не думал, баюкая мгновения счастья и покоя. А она, тяжело дыша от переполнявших чувств, прятала лицо у него на груди, не желая, чтобы он видел, как она плачет. И сама бы затруднилась ответить, отчего слезы – от невероятного сочетания странной пустоты в душе и истомы, разлившейся по телу, или от желания продлить минуты близости и осознания невозможности этого?

Волна ударила в борт, тронув тела прохладными брызгами. Кай встрепенулся, заглянул Бруни в лицо. Нежно вытер ладонью мокрые щеки.

– Хочешь пить?

Она кивнула. Села, подтянув колени к груди и кутаясь в шаль. Собственные оголенные плечи, щиколотки и ступни неожиданно показались слишком откровенными.

Кай принес два бокала – с водой и вином. Матушка выбрала воду… но передумала в последний момент. Ароматный напиток теплом прошелся по горлу, вскружил голову, отодвинув стыд на задний план. Держа Кая за руку, она тихо призналась:

– Мне было хорошо с тобой…

Его ответный взгляд наполнял теплом и надеждой. Не отвечая, Кай встал, чтобы закрепить штурвал и спустить парус, и вернулся обратно. Легко пересадил Бруни себе на колени, со смешком заметив:

– Какая же ты матушка? Девчонка как есть!