Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга Страница 6

А после прилетели эти гады, и всё пропало. Но, говорил Байщик, даже уже при них, при робертах, первое время кое-что в глухих местах ещё работало. По их недосмотру, конечно. Вот как сейчас там, возле подорванного моста на Микулинской ветке, прямо из каменной стены течёт горячая вода. А раньше там был сладкий чай. И дорожки были, жёлтым песочком посыпанные, и столбы со светом, и самокрутки фабричные, их так и называли: фабрички. А после санитары начали летать на вертихвостах и сверху какой-то гадостью опрыскивать – и стало всё пропадать, разваливаться, скукоживаться, ржаветь, и за одно лето развалилось. А после ещё прошла зима, а когда после неё снег стаял, трава сразу взялась как сумасшедшая, кусты скопом везде полезли. А эти опять на вертихвосты, и давай поливать, но уже другой гадостью, и заросло всё к едреней матери, как будто ничего здесь никогда и не было. Так говорят. Потому что сам Колян уже ничего такого из прежней жизни не видел, по крайней мере не помнит. Только помнит, как мать ему давным-давно рассказывала, что она его в глубоком каменном колодце родила, на стекловате, а после, когда колодец развалили, она переселилась в тёплую кирпичную трубу, тоже подземную, и там они ту его первую в жизни зиму перезимовали. А после, сразу же весной, опять пришли роберты и уже всё то, где что по их недосмотру оставалось, они из ручных переносных пырскалок начисто дочистили. Или дезактивировали, как Байщик выражается. Вот! Нигде теперь ничего не увидишь. Ну, только кое-где железки из земли торчат или что-нибудь ещё, но это очень редко. А остальное кругом лес. Очень густой! Ну, и через лес, в точно выверенных направлениях, по директирисам (это уже Генерал говорит), или попросту, по рельсам, дрезины ездят, смотрят за порядком, а сверху вертихвосты смотрят за дрезинами. Ну, и за нами тоже, это они обязательно, очень сердито подумал Колян, эх, зря не взял фугаску! Может, как раз сегодня был бы подходящий случай. Ему же давно уже хотелось приманить на себя вертихвост, и когда он опустится пониже, запулить ему в форточку фугаску и посмотреть, как рванёт. А что! Генерал говорил, что уже были подобные случаи. А Колян чем хуже? Да вот забыл фугаску! Какая досада, блин!

И только он так подумал, как сверху раздался мощный рокот. Это летел дежурный ветрихвост, у них у всех такие рокоты. Колян сразу шуганул с тропы и затаился под ёлкой. Вертихвост рокотал прямо сверху. Значит, почуял, сердито подумал Колян. У них же, у гадов, рассказывал Байщик, есть такие специальные лампы, они ими лес сверху просвечивают, и если есть где что живое, ещё тёплое, лампа это сразу чует и начинает гудеть. А через ёлку эти их хитроумные лампы почему-то просветить не могут. Тогда вертихвосты спускаются ниже, чтобы лучше просветить. А ты им тут фугаску в форточку бэмц! Но, правда, они очень редко спускаются. Генерал говорил, что это у них по должностной инструкции запрещено спускаться ниже пятидесяти метров, а на пятьдесят метров фугаску запулить проблемно, Колян пробовал. На тридцать пять запросто, на сорок ещё кое-как, а на пятьдесят кишка тонка. Но, говорил Генерал, если бежишь по полю и упал в канаву, они тогда спускаются и ниже, потому что тебя видно хорошо и как бы нет скрытой опасности. Но могут и из пулемёта косануть на упреждение, а уже только после спуститься, и это хреновый вариант, Милка с ума сойдёт.

Вдруг рокот начал удаляться. Колян осторожно выглянул из-под ёлки и ничего, конечно, не увидел. Ещё бы! В такой чаще! Если бы была фугаска, подумал Колян, можно было бы попробовать залезть на ёлку, но не на самый её верх, конечно, и подождать, вдруг вертихвост решит вернуться. А так чего лезть? Да и вертихвост ушёл, рокот уже почти совсем затих. Колян вернулся на тропу и двинулся дальше. Двинулся, а не пошёл, вот это правильно, вот какая там была чащоба, что никакой ходьбы, а только двиганье. А раньше, Байщик говорил, и Генерал с ним не спорил, тут летом вдоль дорожек стояли железные лавочки, все жёлтой краской крашеные, и на них сидели бабы, все как на подбор молодые, ядрёные, и, нога за ногу закинувши, курили фабрички. А мужики…

Опять раздался рокот. Совсем близко! Да что они, гады, издеваются?! Колян кинулся в кусты. И очень даже вовремя, потому что рокот рокотал уже прямо над самой его головой. Это вертихвост над ним завис, а он же теперь не под ёлкой! Очень хреновая примета, между прочим, это они его, наверное, засекли, пробили лампой через кусты, сволочи, и сейчас сбросят верёвку, по верёвке слезут санитары с автоматами и начнут прочёсывать местность. От них, гадов, очень трудно скрыться, они же все в специальных очках и у них нюх как у собак, нет, даже ещё круче. И, что ещё хуже, если у них сейчас приказ не брать живым, тогда они будут стрелять сразу на полное поражение, в голову.

Р-р-р! Рокот просто обалденный! Даже не слышишь, о чём думаешь! Ну, и фиг с ним! Что будет, то будет! Колян кинулся бежать. Лес там был очень густой, конечно, и опять еловый, но всё равно же небо было видно. Значит, думал Колян на бегу, так же и им с неба видно, правда, не везде, земля. И его шапка видна тоже! Дурацкая, с красным помпоном, Милка пришила, дура, для красы. Колян сбросил шапку и прибавил бегу, хотя какой там бег в таких кустах?! А вертихвосту что! Ему в воздухе просторно, и он летел себе следом. Даже, правильней, висел точно над Коляном, Колян бежал, выбивался из сил, а санитары, падла, сверху, небось, потешались, покуривали фабрички и через зубы сплёвывали.

Колян сильно запыхался. Старый он стал, что ли, со злостью подумал Колян, совсем как холёный стал, как городской, городские все холёные, резать их надо всех подряд, планету продали за пайку и за три затяжки, как говорит Генерал. Он никогда пленных не брал и, говорит, брать не будет. И слово держит – не берёт, а если кто к нему и попадается сдуру, он всегда только одно приказывает: «К сосне!». И подводят к сосне. У неё же, не то что у ёлки, ствол снизу чистенький, без веток. Вот к этому стволу поставят, Генерал всегда сам выйдет (другим это никогда не поручает) и выстрелит. Сволочи, конечно, городские, да и деревенские не лучше, но, говорил Колян, зачем расстреливать, лучше бы он их перевербовывал. Глядишь, какая-то польза от них бы была. А так только обувка и одежда. И то не все это брали. Генерал тогда кричал:

– Знаю, падла, все вы моей смерти ждёте! А вот не дождётесь! Застрелю!

Но не застреливал. А потом, как успокоится, объяснял сердитым голосом, что не стрелял потому, что экономит патроны, нет лишних, даже на врагов их не хватает, не то что на своих. Вот какой у нас бардак и вот какое тупое наше высшее начальство в генеральном штабе, прибавлял он очень злобно и уходил к себе.

Что такое генеральный штаб, никто не знал, а у Генерала спрашивать боялись.

Колян остановился. Сердце прыгало уже почти между зубами, вот как Колян тогда выбился и теперь стоял, разинув рот, и никак не мог отдышаться.

А вертихвост продолжал рокотать – сперва прямо над его головой, а после начал понемногу сдвигаться в сторону. Колян сел на землю. Дышалось очень тяжело. Куда это он забежал, незнакомые какие-то места, только бы не под лесничество. У егерей у всех лицензии, им разрешён любой отстрел, это совсем хреново. Зато хорошо то, что вертихвост рокочет всё дальше и дальше. А вот и совсем улетел! Колян встал и, утираясь, подумал, что с вертихвоста его, может, и не видели, а просто делали плановый облёт, а он случайно с ним совпал.