Механический хэппи-лэнд - Рэй Брэдбери Страница 6

В это мгновение в верхушках деревьев промелькнул свет. Спустя секунды дюйм за дюймом полный диск Луны восстал на усеянном звездами небосклоне, залив поляну серебром и приведя в движение силуэты согбенных фигур в лоне джунглей.

Что-то зашевелилось. Дрогнула фигура, и я осознал увиденное. Это же люди! Они пробуждаются по одному, словно от сна. Когда взошла Луна, раздался легкий вздох, словно от ветра, что ворошит мириады листьев. Я медленно, молча приблизился к поляне. Существа на земле, повернутые ко мне своими исхудалыми спинами, простерли длинные тонкие конечности и встали на колени, отвешивая поклоны Луне в кристально прозрачном небе.

Складывалось впечатление, будто они находились под гипнотическими чарами, двигались, словно под воздействием дурмана: поднимали и протягивали пальцы к лунному диску ослепительной белизны, подвешенному к деревьям. Картина в платиновых тонах. Луна господствовала в небе; в ее белом пламени звезды измельчали и поблекли. Вот члены культа поднялись, раскачиваясь, размахивая руками, исторгая скорбные грудные звуки.

Они стремительно извивались, подпрыгивали и вытанцовывали; земля дрожала под их босыми ступнями. Они встали в круг, взметая и соударяя ладони, и рыдали. Они завывали, голосили, колотили себя в грудь, проносясь мимо и не замечая меня. Они двигались, словно шишковатые деревья, возродившиеся, обнаженные и бурые. Но страх мне внушали их глаза, ибо они были свинцово-белыми, без зрачков, словно обожженные до такого оттенка неким изменчивым лучом, окрашенные свечением Луны!

Человек, стоявший в середине бесноватой толпы, указал на Луну, и я признал в нем незнакомца, встреченного мною тем утром, со сморщенным языком и слепыми глазами! Он бормотал, призывая сотоварищей не останавливаться, и, как ни странно, его речь на языке древних индусов постепенно становилась мне понятной.

– Великая животворящая Луана! – говорил он нараспев, и извивающиеся люди повторяли его нечленораздельные слова. – Животворящая Луана! Придай нам сил! Защити нас! Огради нас от богомерзкого духа белых людей! Уничтожь язву на теле земли, все человечество, тех, кто оскверняет истинную веру невежеством!

Меня обуяла ярость, и я по глупости вторгся в их гущу с зажатым в руке револьвером и приказал прекратить это действо. Они встали как вкопанные, словно пораженные молнией! Но лишь на мгновение. Затем с неистовыми звериными криками они бросились ко мне, взывая к полной Луне, зависшей над деревьями.

– Уничтожь посягателя! Сокруши подлого дикаря, увидевшего ритуал Луаны! – умоляли они. – Луана живет и дышит! Луана, отомсти за нас, ослепших, но способных узреть твой свет!

Я навел револьвер, моля бога, чтобы вода не намочила порох, и выстрелил в упор в сердце одного из дикарей. С проклятием на устах он споткнулся и упал наземь, увлекая меня за собой. С того места, где я лежал, мне было видно, как остальные лихорадочно разбегаются врассыпную, сливаясь с джунглями и растворяясь в них. Я стрелял до тех пор, пока курок не защелкал впустую. Затем, озираясь по сторонам, я увидел последнего молившегося коленопреклоненного аборигена.

– Я проклинаю этого человека именем Луаны животворящей, – вздохнул он. Не проронив более ни слова, он пал на траву и остался лежать, мертвенно неподвижный.

Если бы я знал о последствиях своих действий! Сноп света обрушился вниз, когда я выронил свое оружие и затаив дыхание посмотрел на лик Луны. Казалось, она заполнила небо своей массой, полыхая ярче солнца, ударила и обожгла мне глаза своим режущим светом. Надо мной, словно зловещее божество, навис неистовый, испепеляющий шар. И казалось, что, подобно джунглям, Луна живет и дышит. Словно джунгли служили Луне обиталищем, а аборигены являлись ее учениками, последователями, посвященными в таинственный культ.

Помню, как я один раз вскрикнул. То был невольный крик неверия. А потом я побежал! Обрывая ветви и плюхая по болотистой почве, я добрался до границы колючего кустарника и замахнулся ножом, чтобы прорубиться сквозь тернии. Внезапно меня свалило головокружение, и я пал, как подкошенный, в объятья беспамятства. Последнее, что я видел, был дрожащий выщербленный лик Луны, обжигающе сияющей мне в глаза.

Наутро я оказался за стеной колючек на знакомой тропе. При мне не оказалось ни револьвера, ни ножа, но мой рассудок уверял меня, что все это было ночным кошмаром. Боже, если бы это было так в действительности!

Я незамедлительно вернулся к цивилизации и через двадцать дней специальным рейсом прилетел в Америку. Здесь, дома, в местности с видом на калифорнийское побережье и Тихий океан я отдыхал несколько дней. Но в ночь очередного полнолуния…

Я не смог высидеть на своей веранде. Испещренная кратерами Луна отправила мне невнятное предупреждение. Согнутые в три погибели зловещие фигуры, казалось, присели на корточки в тени мириад деревьев. В ушах гулко отдавалась шипящая ритмичная песнь хлещущей крови. Мои друзья покинули меня из-за моих страхов и моего панического бегства от свечения Луны, зависшей полумесяцем ненасыщенного света в небесах. Окружающий мир оставил меня наедине с моими сновидениями, жуткими ночными кошмарами и страхами, которые преследовали меня.

Ночами я сидел в напряжении и содрогался от одной мысли, что увижу Луну во всей ее ненавистной белизне, приколотой к занавесу ночи, дабы залить платиной мою каморку. Я стал таким пугливым, что призвал к себе ткача гобеленов и поручил ему сделать гардины цвета черного дерева, чтобы навсегда избавиться от бледного, болезненно-белесого света.

Но даже с опущенными жалюзи и плотно задернутыми гардинами я слышал в верхушках дерев скорбные причитания ветра, похожие на пронзительные завывания дьявольских дикарей, что вызывали к жизни разных тварей, завороженных чарами спутника Земли. От полнолуния к полнолунию я слышал все новые звуки – шум звериной возни в зарослях, словно нечто вызвало их к жизни, и они трещали и тряслись в знак предостережения. Листья хрупко хрустели на деревьях и отрывались, уносясь, чтобы нетерпеливо дрожать на пороге моего убежища. Шумы… шумы смущали и беспокоили меня, доводили до отчаяния, пока на лбу не проступал липкий пот.

Затем, спустя двенадцать лун после той ночи в джунглях, я лежал в темноте влажной комнаты, обливаясь потом, дожидаясь прохладного ветерка, который навеет мне сон, о котором я молился. Наползла осязаемая волна жара, рассудок покинул меня, и безумно захотелось глотка свежего воздуха. Я бросился к занавесям и зажмурился, чтобы не видеть Луну во всей ее убийственной красе. Я отдернул покровы и распахнул высокую оконную раму, вбирая в себя воздух, чтобы жадными глотками пить холодную ночь. Вместо этого на меня обрушился ужасающий водопад грохота и ветер – порождение огня. Ветер стал громче и сорвал с меня остатки одежды, пока я стоял, охваченный его жгучими порывами, словно под солнцем экватора.

Я схватился за рамы, силясь захлопнуть их снова, отрезать себя от шума листвы, ветра, теней, кишащих враждебными тварями. Сверху свалился громоподобный хохот, песнь ненависти, исторгнутая оскорбленной Природой, песнопения моря и арии птиц, волнение зефира и гул смерча, перемешанные в нарастающем грохоте, который бился об меня. Меня пронзил огонь, опалил глаза, вынудив поднять веки, чтобы взглянуть на Луну, что покоилась на стропилах облаков. Подобно божеству, исполинскому, гневному, серебристому, ее поверхность клокотала, как котел. Она поглотила небо и вонзила свой обесцвеченный диск в мой рассудок. Ураган непрерывно тужился, чтобы порвать мои барабанные перепонки.