Орион в эпоху гибели - Бен Бова Страница 61

Видя их одеяния – блестящие костюмы из металлических волокон, спадающие мягкими складками хитоны, длинные развевающиеся плащи, даже филигранно отделанные латы, – я почувствовал себя чуть ли не оборванцем в своей простой тунике и шортах.

Мы собрались на прямоугольной площади, гармонично выдержанной в пропорциях золотого сечения. По углам ее возвышались мраморные колонны и обелиски из нестареющего золота. К длинной стороне площади примыкал древнегреческий храм, настолько напоминавший Парфенон в дни его великолепия, что я не смог решить – то ли творцы скопировали его, то ли оттранслировали из Акрополя сквозь пространство и время, чтобы поставить здесь. Напротив Парфенона стоял богато украшенный буддистский храм; золотой Будда безмятежно взирал через площадь на мраморную Афину с копьем и щитом в руках. С торцов площадь замыкали круто взмывавший в небо шумерийский зиккурат и грандиозная пирамида майя; их разительное сходство навело меня на мысль, что идея возведения обоих храмов исходила от одного и того же лица.

А над площадью синели бездонные небеса, едва уловимо переливавшиеся радужными бликами покрывавшего город силового купола.

В середине площади покоился на мраморном пьедестале черный базальтовый сфинкс. Встав на цыпочки, я едва дотянулся бы макушкой до мощного черного плеча. Женское лицо сфинкса казалось навязчиво, тревожно знакомым, но я все-таки никак не мог определить, кого же оно мне напоминает. Этой женщины не было среди двадцати творцов, собравшихся на площади.

Я стоял спиной к сфинксу, запертый внутри энергетического цилиндра, по поверхности которого змеились голубоватые холодные молнии. Золотой не решился испытывать судьбу, подозревал, что меня подослал враг. Энергетический барьер должен был стать для меня надежной преградой.

Сетха эта предосторожность позабавила.

"Глупый примат, – проговорил он в моем мозгу, – он слишком переоценивает собственное могущество".

Озадаченные творцы вовсе не обрадовались внезапно объявленному сбору. Сбившись в группки по двое и по трое, они переговаривались вполголоса – очевидно дожидаясь прибытия задержавшихся.

"Они действительно похожи на мартышек, – вдруг осознал я. – Постоянно болтают и жмутся друг к другу в поисках эмоциональной поддержки. Даже на высочайшем пике своего развития они остаются верны своей обезьяньей природе".

Затем белоснежный ослепительный шар чистейшей энергии проплыл над кровлей Парфенона и медленно опустился; собравшиеся творцы расступились, чтобы дать ему место. Едва коснувшись мраморных плит площади, шар полыхнул огнем и сгустился, превратившись в благородного мрачного человека, которого я называл Зевсом.

Он предстал перед Аней и Золотым, а остальные творцы сгрудились за его спиной. Если Зевс и не их предводитель, то уж наверняка его полномочный представитель.

– Зачем ты звал нас, Атон?

– Да еще потребовал, чтобы мы приняли человеческий облик, – заворчал рыжеволосый Арес.

– Вы почти все знакомы с моим творением – Орионом, – отвечал Атон – Золотой. – Очевидно, его кто-то отправил сюда, чтобы передать послание для всех нас.

– Каково же твое послание, Орион? – обернулся ко мне Зевс.

Все во мне кричало, требуя предупредить творцов, велеть им бежать, ибо я послан сюда уничтожить их самих и все плоды их трудов. И в то же время я жаждал вырваться из окружившего меня силового поля, чтобы разбить их лица, в клочья растерзать тела, разорвать их на мелкие части. Я оцепенел от ужаса и наполнившей душу мучительной боли, а в рассудке моем бушевало яростное сражение между вложенной в меня верностью творцам и острой ненавистью к ним, исходившей не только от Сетха, но и от меня самого.

– Орион! – резко приказал Золотой. – Говори нам то, что должен сказать. Ну!

Он сам вложил в мой разум покорность, огненным клеймом выжег в моих мыслях стремление повиноваться, аршинными буквами впечатал в мой мозг готовность к беспрекословному подчинению. Но могучая воля Сетха уравновешивала это, подталкивая меня к убийству. Мозг мой превратился в поле неистовой битвы; оба яростно пытались подчинить мое тело себе, отняв у меня возможность выбора, лишив способности шевельнуться, даже заговорить.

– Твоя игрушка сломалась, Атон, – сардонически усмехнулся Зевс. – Ты созвал нас напрасно.

Все рассмеялись. Глумливые, самодовольные, черствые, бессердечные существа, претендовавшие на звание Богов, они хохотали, совершенно не подозревая, что смерть всего в двух шагах от них, совершенно не тревожась обо мне и не ощущая разрывавших мою душу мучений. Я терпел адовы пытки. А ради чего? Ради них!

– С ним вечно какие-то проблемы, – заворчал расстроенный Золотой. – Пожалуй, надо избавиться от него и сделать другого, получше.

Аня пришла в уныние, но промолчала. Потеряв ко мне интерес, творцы поворачивались ко мне спинами и расходились. Многие еще смеялись. Я ненавидел их всех.

– Я принес вам послание! – провозгласил я громоподобным голосом Сетха.

Остановившись, они обернулись и уставились на меня.

– Я принес посланную вам смерть!

Небо начало темнеть – но не от туч; летняя голубизна ясных небес над нами быстро сменилась насыщенной синевой, а вслед за тем и непроницаемой чернотой. Я понял, что Сетх добрался до генераторов, питавших защитный купол, сиявший над городом, и с помощью их энергии сделал купол непрозрачным. Одним махом он обратил город творцов в мышеловку, отрезав их от источников энергии, необходимой для трансформации из человеческого облика в сферу чистого света.

Площадь затопило жуткое багровое зарево; абсолютная чернота купола сгустилась, подступая ближе, стягиваясь, будто ловчая сеть или петля виселицы.

– Вы в западне! – ревел голос Сетха из моих уст. – Встречайте свою смерть!

Голубоватое мерцание силового поля вокруг меня вдруг угасло, отдав свою энергию моему телу, на мгновение пронзив меня раскаленными клинками, и я стал силен, как никогда. И волен – волен уничтожить всех.

Сойдя с того места, где был заточен, я подступил к Золотому, скрючив пальцы, как когти хищной рептилии. Он ничуть не испугался, лишь чопорно, высокомерно приподнял одну бровь.

– Стой, Орион. Я приказываю тебе остановиться!

Подо мной вдруг словно разверзлись трясины топких, зыбучих песков; шаги мои замедлились. Я покачнулся, будто преодолевая сопротивление вязкого жидкого цемента. И тут же во мне забурлила новая сила, всколыхнувшись жаркой волной, будто адский ветер, дохнувший из глубин земли. Ринувшись через невидимый барьер, я ухмыльнулся, увидев, как внезапный страх стер с лица Золотого чопорное самодовольство.

Я вошел в сверхбыстрый режим, и все вокруг замедлилось. Я видел два ручейка пота, струившихся по широкому гладкому лбу Золотого, видел, как глаза Зевса округлились от необоримого ужаса, как могучий Арес неуверенно пятится от меня, как Афродита и Гера поворачиваются, чтобы броситься в бегство, как остальные творцы в отчаянии таращатся на меня.