Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 61

пРоверка проВерка проверКа? ПРОверка провеРка? проКлятиЕ? чтО за безумИЕ с прописНЫми?# наСтало вреМя длЯ всеХ добрыХ запоминатеЛЕЙ Унять бОЛь книГОБандистоВ? можеТ нА лАтыни луЧШе?# теперь пеРеВоДи: nECCesse Est epistULam sacri coLLegio mIttendAm esse statim dictem? Да что такое С ЭТОЙ прокЛЯТОЙ Штукой#

Зерки сел на пол среди этого мусора и помассировал дрожащее предплечье, наэлектризованное после попытки изучить внутренности автоскриптора. Дергающиеся мышцы напомнили аббату о гальванической реакции у отрезанной ноги лягушки. Так как он благоразумно отключил машину, прежде чем копаться в ней, то мог лишь предполагать, что демон-изобретатель нарочно снабдил ее возможностью убивать пользователей током даже без подключения к сети. Пока он менял настройки и тянул за соединения, пытаясь найти отошедший провод, его локоть случайно задел корпус машины, и высоковольтный конденсатор воспользовался этой возможностью, чтобы отправить свой заряд в землю по телу аббата. Оставался вопрос, пал ли Зерки жертвой Закона Природы, относящегося к конденсаторам, или хитроумной ловушки, предназначенной для борьбы с любопытными клиентами. В любом случае он пал – и позу на полу принял непроизвольно. В деле ремонта мультилингвистических транскрипционных машин аббат мог гордиться только тем, что однажды извлек дохлую мышь из электрической схемы для хранения информации, тем самым устранив таинственное свойство машины писать сдвоенными слогами (сдвосдвоененнынымими слослогагамими). На этот раз дохлых мышей внутри не оказалось, и поэтому он мог лишь стучать по корпусу, дергать провода и надеяться, что Небо ниспошлет ему дар исцелять электронику. Увы, похоже, вместо дара он получил удар.

– Брат Патрик! – крикнул аббат в сторону приемной и устало поднялся на ноги.

– Эй, брат Пэт! – снова крикнул он.

Вскоре дверь открылась, и в комнату, переваливаясь с ноги на ногу, зашел секретарь. Он бросил взгляд на открытые шкафы, с их ошеломляющим лабиринтом компьютерных схем, осмотрел заваленный бумагами пол, затем осторожно вгляделся в лицо духовного наставника.

– Мне снова вызвать ремонтников, господин аббат?

– Зачем? – буркнул Зерки. – Ты их три раза вызывал. Они три раза обещали приехать. Мы ждали три дня. Мне немедленно нужен стенографист, предпочтительно – христианин! Эта штука… – он раздраженно махнул в сторону Омерзительного Автоскриптора. – Я хочу, чтобы его здесь не было.

– Вы про автоскриптор?

– Про автоскриптор. Продай его какому-нибудь атеисту. Нет, это слишком жестоко… Продай его как хлам! С меня довольно. Ради всего святого, зачем аббат Бомоус – благослови Господь его душу – вообще купил эту дурацкую штуковину?

– Говорят, что ваш предшественник обожал разные устройства, и ведь это действительно удобно – писать письма на неизвестных вам языках.

– Да? Ты хочешь сказать – было бы удобно. Мне говорили, что эта штука мыслит, но я в это не верил. Мысль предполагает рациональное начало, наличие души. Может ли рациональная душа быть началом «думающей машины» – машины, сделанной человеком? Тьфу! Эта идея казалась мне абсолютно языческой. А потом…

– Что, святой отец?

– Такие чудовищные поступки можно совершать только намеренно! Я уверен, что машина думает! Она знает разницу между добром и злом и сознательно выбрала последнее. Перестань ухмыляться, ничего смешного. До такого не додумались бы даже язычники! Человек создал эту штуковину, но не ее начало. Кое-кто считает вегетативное начало душой, верно? Растительная душа, животная, а затем разумная человеческая душа – это все, что перечислено в списке воплощенных животворящих начал, ведь ангелы бесплотны. Но откуда мы знаем, что список полон? Растительная, животная, разумная душа – и что еще? Вот что еще, вот оно прямо здесь. Эта штука. Убери ее отсюда… Только сначала надо отправить радиограмму в Рим.

– Принести блокнот, святой отец?

– Ты знаешь аллегенский?

– Нет.

– Я тоже не знаю, а кардинал Хоффстрафф не говорит на юго-западном.

– Может, написать на латыни?

– На какой? На латыни Вульгаты – или на современной? Своей англо-латыни я не доверяю, и кардинал, скорее всего, не доверяет своей. – Аббат нахмурился, глядя на огромный корпус компьютера-стенографиста. Брат Патрик нахмурился вместе с ним, затем подошел к шкафам и стал вглядываться в лабиринт микросхем.

– Мышей нет, – заверил его аббат.

– А что это за ручки?

– Не трогай! – завопил Зерки, когда секретарь с любопытством коснулся пальцем одной из нескольких десятков ручек настройки. Система управления подшасси была установлена аккуратным квадратом в коробке, крышку которой аббат снял. На крышке красовалась соблазнительная надпись: «НАСТРОЙКА ТОЛЬКО В ЗАВОДСКИХ УСЛОВИЯХ».

– Покрутил? – грозно спросил аббат, встав рядом с Патриком.

– Может, самую малость, но, кажется, все вернул обратно.

Зерки показал ему предупреждающую надпись на крышке.

– Ой, – сказал Пэт, и они оба уставились на машину. – Святой отец, в основном ведь проблема с пунктуацией?

– Да, и с лишними заглавными буквами тоже, и еще она путает некоторые слова.

Монахи молча взирали на загогулины, закорючки, кривулины и фитюльки.

– Ты когда-нибудь слышал о преподобном Фрэнсисе из Юты? – спросил аббат наконец.

– Это имя мне не знакомо. А что?

– Надеюсь, он за нас молится… Впрочем, его до сих пор не канонизировали. Так, давай попробуем немного повернуть эту штуковину.

– Брат Джошуа раньше был инженером. Я все забываю, чем именно он занимался, но он точно летал в космос. А инженеры много знают о компьютерах.

– Я уже его вызывал. Он боится ее трогать. Вот, может, если вот здесь немного…

Патрик попятился.

– Прошу прощения, господин, я…

Зерки поднял взгляд на сжавшегося писца.

– О ты, маловер! – воскликнул он, повернув еще одну ручку.

– Кажется, там кто-то пришел…

– «Прежде нежели пропоет петух, трижды…» [92]. Кроме того, ты первый повернул ручку!

Патрик увял.

– Но ведь крышка была снята, и …

– Hinc igitur effuge [93]. Прочь, прочь, пока я не решил, что это ты во всем виноват.

* * *

Вновь оставшись в одиночестве, Зерки вставил вилку в розетку, быстро помолился святому Лейбовицу (в последние столетия он стал более известен даже не как основатель Альбертийского ордена, а как святой покровитель электриков) и щелкнул переключателем. Аббат прислушался, не раздадутся ли плевки и шипение, но до него донеслось лишь пощелкивание реле задержки и знакомое жужжание программирующего двигателя – машина набирала обороты. Аббат потянул воздух носом. Никакого запаха дыма или озона. Наконец он открыл глаза. Даже индикаторы панели управления на его столе горели как обычно. Вот тебе и «НАСТРОЙКА ТОЛЬКО В ЗАВОДСКИХ УСЛОВИЯХ»!