Теплица - Брайан У. Олдисс Страница 61

— Ты, йап, ты живешь тут? На Большом Склоне ты, йаккер-йаккер, живешь? С толстячками, с людьми-толстячками живешь? Ты с ними вместе, йип-пер-йап, спать-спишь, бегаешь, живешь, любишь на большом-большом склоне?

Один из самых здоровых горцев окатил Яттмур этим градом вопросов, прыгая перед ней и гримасничая. Голос его был настолько хриплым и утробным, а фразы так часто прерывались коротким лаем, что она лишь с большим трудом могла разобрать слова.

— Йиппер-йаппер, да, живешь ты на Большом Черном Склоне?

— Да, я живу на этой горе, — произнесла Яттмур, не отступив ни на шаг. — А где живете вы? Что вы за люди?

Вместо ответа горец широко раскрыл глаза — так, что они оказались окружены узкой полоской красноватого хрящика. Затем он крепко зажмурился, распахнул челюсти и испустил высокий щелкающий аккорд смеха.

— Эти вострошерстые люди, они наши боги, милые вострые боги, бутербродная дама, — объяснили толстячки, втроем возникшие перед ней; каждый старался оттащить двух других в сторону, чтобы первым ее успокоить. — Эти вострошерстые люди зовутся вострошерстами. Они наши боги, хозяйка, ибо они бегают повсюду на горе Большого Склона, чтобы быть богами для милых старичков-толстячков. Они боги, наши боги, они большие яростные боги, бутербродная дама. У них хвосты!

Это последнее замечание прозвучало воплем триумфа. Вся толпа, заполнявшая пещеру, помчалась вдоль стен, визжа и улюлюкая. Действительно, у вострошерстов имелись хвосты, дерзко торчавшие из крестцов под бесстыдными углами. Толстячки гонялись за ними, пытаясь ухватить и поцеловать. Когда Яттмур отшатнулась, Ларен, пару секунд взиравший на начавшийся переполох широко раскрытыми глазами, начал вопить что было мочи. Танцующие фигуры вторили ему, перемежая крики быстро выплевываемыми, неразличимыми словами.

«Дьявол пляшет на Большом Склоне, Большом Склоне. Зубов, много зубов, кусать-рвать-жевать, ночь или свет, на Большом Склоне. Люди-толстячки поют хвостам вострошерстых богов. Есть много большого-плохого-разного, и песни о нем звучат на Плохом Склоне. Ешь, кусай и пей, когда дождем прольется дождь. Аи, аи, аи-йа!»

Они галопом носились вокруг Яттмур, и она не успела даже охнуть, когда один из наиболее резвых вострошерстов выхватил Ларена из ее рук. Яттмур закричала, но ребенок уже исчез, унесенный прочь от матери с выражением крайнего удивления на крошечном личике. Длиннозубые чудища перебрасывали его друг дружке, сначала высоко, а затем низко — то едва не задевая свод, то чуть не касаясь пола, лаем выражая удовольствие от веселой игры.

Разъяренная Яттмур накинулась на ближайшего к ней вострошерста. Раздирая в клочья его длинный белый мех, она чувствовала под ним крепкие мускулы, задвигавшиеся, когда существо, ощерясь, обернулось к ней. Вверх взмыла серая безволосая рука, и в ноздри Яттмур вцепились два пальца, с силой толкнувшие ее назад. Слепящая боль вспыхнула между глаз. Яттмур покачнулась, поднеся ладони к лицу, потеряла равновесие и растянулась на утоптанной земле. Вострошерст мгновенно набросился сверху. Почти сразу же остальные последовали за ним, устроив кучу-малу.

Это и спасло Яттмур. Вострошерстые люди принялись бороться меж собой и совсем позабыли об упавшей. Она отползла в сторонку, чтобы спасти Ларена, лежащего рядом, целехонького и молчащего от удивления. Облегченно всхлипывая, она прижала его к себе. Младенец тут же принялся плакать, но когда она со страхом обернулась, вострошерсты успели забыть и о ней, и о своей драке; проголодавшись, они опять совали в огонь куски «кожистого пера».

— О, не пускай мокрый дождь в свои глаза, чудесная бутербродная дама, — сказали сгрудившиеся вокруг нее толстячки, неловко похлопывая по плечам, пытаясь огладить ей волосы. Яттмур была встревожена их фамильярностью, ведь рядом не было ее друга, но тихо сказала толстячкам:

— Вы так боялись меня и Грена, отчего же вы совсем не страшитесь этих жутких созданий? Разве вы не видите, насколько они опасны?

— Разве ты не видишь, не видишь, видишь, что у этих богов с вострой шерстью есть хвосты? Только хвосты, что растут на людях, только люди с хвостами, только они боги для нас, для бедных людей-толстячков.

— Они убьют всех вас.

— Они наши боги, и мы будем счастливы убиться богами с хвостами. Да, у них есть острые зубы и хвосты! Да, и зубы у них, и хвосты тоже востры.

— Вы все равно что дети, а они опасны.

— Аи-йее, опасность заменяет вострошерстым богам зубы во ртах. Но их зубы не обзывают нас, не называют обидными именами, как ты и мозг-человек Грен. Лучше умереть весело, хозяйка!

Толстячки плотно обступили забившуюся в угол Яттмур, но она то и дело посматривала из-за их волосатых плеч на сидящих у костра вострошерстов. На время они почти совсем успокоились, занятые пожиранием «кожистого пера»: отрывая куски руками, они тут же засовывали их в пасти, в то же время передавая по кругу объемистую кожаную флягу, из которой по очереди отпивали. Яттмур заметила, что даже между собой они говорили на ломаном языке людей-толстячков.

— Надолго ли они останутся здесь? — спросила она.

— В пещере они живут часто, потому что любят нас, в пещере, — ответил один из толстячков, гладя ее по руке.

— Они приходили и раньше?

Три пухлых лица расплылись в улыбках.

— Они приходят повидать нас, и раньше, и снова, и снова, потому что любят милых людей-толстячков. Ты и мужчина-охотник Грен не любите милых, милых толстячков, и оттого мы плачем на Большом Склоне. И вострошерсты скоро заберут нас отсюда, чтобы найти новое зеленое дерево, нашу новую мамочку. Йеп-йеп, вострошерстые боги заберут нас!

— Вы бросите нас здесь?

— Мы уходим от вас, чтобы бросить на холодном и пустом, на темном Большом Склоне, где все большое и темное, потому что вострые боги отведут нас в зеленое местечко с теплыми мамочками-деревьями, где склоны не могут жить.

В духоте и вони, с капризничавшим на коленях Лареном, Яттмур совсем запуталась. Она заставила толстячков повторить все еще раз, что они охотно и сделали, пока ей не открылось значение их слов, значение слишком простое и очевидное.

Грен уже довольно давно перестал скрывать отвращение, которое испытывал к толстячкам. Эта новая востроносая раса предложила увести их с горы назад, к толстым деревьям, что помогали людям-толстячкам и захватывали их в добровольное рабство. Инстинкт подсказывал Яттмур, что верить долгозубым горцам не стоит, но она не смогла бы заставить толстячков вести себя осторожнее. И вскоре поняла, что они с ребенком вскоре останутся на этой горе одни, не считая Грена.

От постоянного беспокойства и усталости она заплакала.

Толстячки придвинулись ближе, неумело стараясь успокоить ее: они дышали ей в лицо, похлопывали по грудям, щекотали, строили забавные гримасы малышу. Яттмур была слишком несчастна, чтобы противиться их прикосновениям.

— Пошли с нами в зеленый мир, милая бутербродная дама, чтоб снова пожить вдалеке от Большого Склона с нами, славными ребятами, — бормотали толстячки. — Ты будешь спокойно и уютно спать вместе с нами.