Законы войны - Владимир Мельник Страница 62

После этого юсовские горные стрелки все-таки решились и начали спускаться к нам. После очередной отбитой атаки американцы начали сверху закидывать ручными гранатами и обстреливать из гранатометов. Я приказал держать на прицеле гребень обрыва берега, чтобы отстреливали всех, кто появлялся на нем.

Вот уже два часа, как ведем вялую перестрелку с наседавшими горными стрелками. Нас оставалось шесть человек, один РПК с двумя-тремя очередями в нем, один РПГ с одним выстрелом и у каждого было по рожку к автомату. Патронов осталось совсем немного. Сдаваться в плен никто не собирался. Решили уйти морем, отстреливаясь, начали отступать к воде. Когда нас осталось трое, мы бросились в волны и, продолжая отстреливаться, поплыли от берега. Я плыл, посылая пули в сторону берега. Пусть видят сволочи, что русские морпехи не сдаются! Пробивались сквозь скопища трупов, захлебываясь морской водой, которая была красной от крови. Тут же скрылся под водой мой последний товарищ — старшина Пегриков. Его пулей в голову. Я отбросил автомат, который только мешал плыть. И тут почувствовал тупой удар в спину чуть ниже правой лопатки и острую боль. Успел только схватиться за ближайший плавающий труп в морской матросской форме, потерял сознание и ушел под воду…

Сначала была темнота. Перед глазами пролетела вся моя жизнь. Вот мать меня взяла за руки и пытается научить ходить. Вот уже на Первом звонке в Полярном в школе номер три, выступаю на линейке и читаю какие-то стихи, в конечном итоге по-сценарию заявляю, что хочу стать министром иностранных дел. Вот уже на выпускном бале. Мне вручают аттестат и дарят большую такую ромашку. Помню там было очень душно и все хотели чтобы торжественная часть побыстрее закончилась. И обо мне даже что-то типа частушки сочинили в стиле «мистер Воздержанность». За неучастие в пьянках и гулянках. Потом началась подготовка к поступлению в военное училище, сидел на уроках физики и математики в десятых и одиннадцатых классах. Иногда из всего класса учитель работал только со мной, потому что остальным это было пофигу на учебу. Потом пот и учащенное дыхание во время бесконечных тренировок, когда готовился в военное училище — каждое утро бегал по шесть километров. Построение в военном училище и зачитали мою фамилию, но это мой однофамилец. Ну, думаю, пронесло! Но потом прозвучала снова моя фамилия, только теперь никто не ошибся. Это был список не сдавших вступительные экзамены. Потом каторжная работа в поле у фермера за пачку сигарет и пять гривен в день. Бесконечные драки с корейцами, которые арендовали у этого фермера землю, потому что они пытались тебя напрячь или в день зарплаты пытались забрать деньги. Погрузки многотоннажных грузовиков-дальномеров морковки и всякой тому подобной хрени в авральном режиме, когда грузчиков всего трое. Блики стробоскопов и ударный драйв ритм-гитары. Я стою на сцене и «слэпом» играю на басухе, а вокруг пляшет пьяная молодежь. А вот и проводы в армию, которые состоялись на концерте нашей группы. Погоны помогли мне наконец-то осуществить давнюю мечту — избавиться от работы на этого фермера, чтобы теперь государство кормило и одевало. Морозное утро первого дня службы. Как курить-то хочется! В шинели, с веником в пол роста и скребками убираем снег перед штабом. Мы с Будулаем (корешом) зашкерились за кустами и курим. «Слышь, воин! Взял вот эти носки и постирал! Потом подшиву еще пришьешь!» — сказал мне лежавший на койке сержант. «Небуду!» — глухо сказал я. Драка в умывальнике. Их пятеро отожравшихся дембелей, нас двое. Троих положили, а остальные… видел только замахи кирзовых сапог. Наряд по автопарку, ночь. Стоишь у ворот и слушаешь как уходят поезда. С нетерпением ждешь окончания учебы и представляешь себя, уезжающего куда-то далеко. Выпуск из учебки, жаркий и душный май. Нетерпится пришить лычки младшего сержанта — только что командир роты объявил об окончании учебки с отличием и присвоением звания. Два дня безделия в ожидании покупателя. Мысли и чаянья о новом месте службы. Еканье сердца, когда тебя вызывают штаб. Молодой прапор-покупатель, молчаливый как белорусский партизан. Поезд Москва-Симферополь, ночь, разговоры с попутчиками, нехитрые угощенья. Родной Симферополь, знакомый с детства. Дальше вокзала не пошли — на электричку и дальше, в Севастополь. Служба в военкомате, удивление от простоты общения с офицерами и прапорщиками, после Павлоградской учебки. Трудности и тяжесть ответственности исполнения обязанностей начальника службы, так как штатный, майор Муленко — уволился. Первый день службы по контракту, хрустящий новый офицерский ремень, рабочий день до шести вечера и можно идти в город без увольняшки. Можно носить гражданку. Комната в общаге. Снова поезд, Севастополь — Киев. Пьянка с моряками, которые тоже ехали в Школу Прапорщиков. Жара, пыль, растертые ноги и «убитые сапоги». Десна! Стоим на плацу, вечер, командир взвода старший прапорщик Пыжик, требует со взвода пятьдесят гривен на пропой. Марш-бросок на стрельбище по пескам «Поля чудес». Дыхание хрипит от сухого воздуха и тяжести СПГ-9. Полевая сумка одета ранцем… Удар прикладом автомата в спину — это, мудак, старший лейтенант Галиевский подгоняет. Дождливый день выпуска в ноябре. Икарус-гармошка и восемь десятков новоиспеченных прапоров с вещами запыжованные в него. Киев-пассажирский, очередь в воинскую кассу. Магазин, скупка припасов в дорогу. Купе в поезде, вагон почти весь занят прапорами. Повальная пьянка. Драка с гражданскими в тамбуре — армия победила. Военкомат, разочарование от утраченных перспектив стать офицером. Оксанка… Вот и ты, она обращается ко мне:

— Вова, не смей, слышишь! Не смей умирать! Тебе еще рано, твой час еще не настал, ты помнишь, что ты поклялся сделать? А ты расклеился как кисейная барышня! А ну давай выплывай! Ишь чего удумал — тонуть собрался!

— Оксана, я не могу, у меня нет уже сил.

— Да чё ты п…шь! Все у тебя есть! Тебя же Лена ждет, ты забыл? Ты мне здесь не нужен! А ну давай загреби рукой вниз. Вот так. Молодец, давай еще раз. Молодец! Ну осталось совсем немного.

Открыл глаза и увидел, что погружаюсь во мрак. Я потерял ориентацию в пространстве, потому что из-за плавающих сверху трупов в воде было темно. Но исходя из того, что погружался, сделал несколько гребков левой рукой, чтобы придать своему телу противоположное направление движения. Через несколько длинных мгновений, стукнулся головой о что-то мягкое и той же левой рукой начал пробивать брешь к спасительному воздуху. Наконец моя голова появилась над поверхностью, жадно глотнул воздуха. Меня стошнило, закашлялся — слишком много наглотался морской воды. Рану нестерпимо жгло, каждый вздох отдавался болью и бульканьем. Увидел плававшее неподалеку бревно. Подплыл к нему и обнял его как любимую девушку или друга. Опять закашлялся и отхаркнул кровью. Так и есть — пробито легкое. Держась за бревно дождался темноты, во всю изображая труп. До берега оставалось около пятидесяти метров. Загребая правой рукой беспорядочно дрыгал ногами по направлению к берегу. Приходилось пробиваться сквозь скопление тел. А у берега мне пришлось по ним просто ползти. К темноте, наконец почувствовал под ногами земную твердь. Непослушные ноги скользили по склизким от наросших водорослей камней. Со всей первобытной жаждой жизни двигался к берегу, захлебываясь окровавленной водой. Трупы уже начали источать запах. Вот уже наполовину на земле. Волны мерно покачивали трупы и меня заодно. Силы покидали, но выполз все-таки на берег и потерял сознание. «Я доплыл!» — последняя мысль, которая мелькнула у меня в голове перед провалом в забытье.