Наблюдатель - Николай Буянов Страница 64

Прочитав радиограмму, Зорге долго смотрел в одну точку ничего не видящими глазами.

- Ты как будто не рад, - заметил Клайзен. И тогда Зорге тихо и очень спокойно сказал: - Они не поверили в возможность войны с Германией. В Москве меня ждет расправа. Я давно чувствовал это, только надеялся на чудо.

- А если ты не поедешь?

Было совсем тепло. Собственно, в этих краях не бывает настоящей зимы, снег падает на землю ровными пухлыми хлопьями, будто на сцене в театре, и тут же тает, не успев прожить положенного природой срока. Сейчас стоял март с летней температурой, и черные лебеди в миниатюрном пруду среди ухоженного парка выпрашивали у прохожих хлебные крошки.

- Меня достанут все равно. Не меня - так мою семью.

Зорге вздохнул и попытался улыбнуться.

- Погано себя чувствуешь, когда знаешь, что обречен. Будто у тебя рак. Все кругом подбадривают тебя, уверяют, что все в порядке, но в их глазах ты читаешь приговор.

- Попробуйте показать, как все было.

Лама и Чжоу Ван вышли из машины на берегу небольшого озера. С одной стороны к нему подступала очень живописная роща молодых сосенок, желтоватых, с темно-зеленой кроной, будто сошедших с детского рисунка. С другого берега озеро огибала асфальтовая дорога, обсаженная подстриженными шариком кустами.

Лама попытался показать, но вышло довольно коряво. Он был отличным уличным бойцом, закаленным во многих потасовках, резким и жестким, обладающим хорошим ударом и «армированным» телом. Стив Айлин же двигался мягко и плавно, словно большая грозная кошка.

- Он ушел сюда, вбок… Канзацу - мой лучший боевик, сильный, как танк, и очень опытный. Он пролетел по воздуху шагов пять. Я первый раз видел такое, клянусь всеми святыми. Вряд ли я смогу изобразить это достаточно понятно.

- Ничего страшного, - успокоил его Чжоу Ван. - Попытайтесь, хотя бы схематично.

Лама сделал еще одну неудачную попытку. Потом еще одну. После четвертой попытки Чжоу Ван вдруг сказал:

- Ударьте меня. Бейте изо всех сил, не волнуйтесь.

Боевик пожал плечами и выбросил кулак вперед. Ван и не подумал блокировать. Он просто отступил на шаг влево, развернувшись вокруг оси и чуть прихватив атакующую руку, будто приглашая противника на тур вальса. Не удержав равновесия, Лама подался вперед и тут же, взвыв от боли в кисти, упал на землю.

- Похоже? - спросил китаец.

Лама с восхищением посмотрел на него. - Точно! Так все и было!

Он с нетерпением ожидал пояснений. Новая техника боя очень заинтересовала его. Он, как специалист, смог оценить и изящество круговых уходов, и филигранную работу рук, и умение работать расслабленно и в то же время собранно, направляя мощный поток энергии в нужную точку на теле противника.

Но Чжоу Ван, казалось, унесся мыслями очень далеко. Морщины на высоком лбу выдавали его тревожную сосредоточенность.

- Моя ошибка была в том, что я позволил своим людям подойти к нему слишком близко, - сказал Лама. - Мы избрали неверную тактику, решив имитировать обычное хулиганское нападение.

- Что вы хотите этим сказать?

- Только то, что даже самый искусный боец бессилен против… Ну, скажем, снайпера на крыше. Я подберу новых людей. Второй раз осечки не будет. Жаль, конечно, я не смогу поговорить с этим парнем. Где он научился своему искусству? Только не в Японии, голову даю на отсечение.

- Не давайте, - рассмеялся Чжоу Ван. - В Китае говорят: тот скорее потеряет жизнь, кто чаще ею клянется. Вас никто не мог видеть, когда вы ехали ко мне?

- Вряд ли. Я проверялся раз десять. И потом, насколько я знаю, в полиции на меня досье до сих пор не заведено, мне даже ни разу не пришлось платить штраф за неправильную парковку.

- Вы очень законопослушный гражданин, - кивнул Ван, садясь на заднее сиденье автомобиля.

Он дождался, пока руководитель боевиков сядет за руль, и выстрелил ему в затылок. Затем Чжоу Ван отпустил ручной тормоз, вышел из машины, налег на бампер, чуть поднатужился и столкнул автомобиль в озеро. Несколько секунд он наблюдал, как из-под крыши, уходящей под воду, выпрыгивают на поверхность пузырьки воздуха. Потом сел прямо в траву и принялся быстро, будто волшебник, менять свою внешность.

В девять часов утра к мебельному магазину Кадзиоки подрулила полицейская машина. Из нее вышли двое, один остался на улице, другой вошел в магазин и через минуту вышел обратно в сопровождении сразу двух Кадзиоки - отца и сына. Младший был явно испуган, а старший все пытался что-то доказать, брызгая слюной и размахивая руками.

- Не волнуйтесь, - увещевал его полицейский. - С вашим сыном ничего не случится. Его, как свидетеля, просто попросят дать показания по одному делу. Надолго его не задержат.

- Подонок! - кричал отец на своего отпрыска. - Я никогда не имел дела с полицией, потому что дорожу своей репутацией! Что теперь скажут соседи!

Соседи! - подумал ниндзя, наблюдая сцену из окна дома напротив. Как много для любого японца значит общественное мнение! Общество не любит тех, кто выделяется хоть в чем-то. Даже в одежде японцы предпочитают серые нейтральные тона, за исключением разве что ярких праздничных нарядов. И этот мужчина, крича и заламывая руки, нисколько не преуменьшает свое горе. Для него действительно является трагедией то, что именно у его владений увидели полицейскую машину и именно его сын оказался втянутым в какое-то дело, вместо того чтобы честно и упорно работать в магазине, который когда-нибудь станет его собственностью.

Не отрывая глаз от улицы, ниндзя протянул руку к своему саквояжу и стал вынимать оттуда куски металла и дерева. Его движения были точны, плавны и экономны. Через несколько секунд в его ладони лег боевой арбалет. Короткая оперенная стрела была готова сорваться с туго натянутой тетивы. Ниндзя поплотнее прижал к плечу приклад. Голова Кадзиоки-младшего приблизилась, увеличенная в линзе оптического прицела, так что ниндзя видел каждую черточку очень ясно, будто в объемном изображении.

Ему не доставляло удовольствия отнимать у человека жизнь. Его приучали относиться к жизни, как к своей, так и к чужой, как к чему-то второстепенному, уступающему по значимости выполнению поставленной задачи. В данный момент Кадзиоки представлял опасность, и ниндзя воспринимал его как сапер - мину замедленного действия. Раз ее нельзя обойти, значит, необходимо обезвредить. Поэтому, когда указательный палец мягко, почти набожно, нажал на спусковой крючок арбалета, ниндзя не испытал ни радости, ни сострадания. Карму изменить невозможно, она дана человеку свыше.

Стив Айлин гнал «Опель» по шоссе, обгоняя редкие машины с такой легкостью, будто те стояли на месте. Дорога была почти пустой, и это давало преимущество преследователям на их мощных машинах с форсированными двигателями. Мотор же «Опеля», поврежденный выстрелами, грозил заглохнуть на малейшем подъеме. В усыпанном осколками стекла салоне гулял ветер.