Имперский Грааль - Наталия Ипатова Страница 65

Думай, Назгул, думай. Женщина под твоей защитой.

Привыкай. Когда Военно-космические силы Зиглинды приучались считать женщин боевыми товарищами, равными себе — не одинаковыми, и не во всем, но в главном, в том, ради чего ни шагу назад! — ты в этом не участвовал. Для тебя одного она оставалась самым драгоценным грузом… и да, собственно тем, ради чего ни шагу назад. Назгул нашел спасение души в том, чтобы оставаться человеком именно тогда, когда никто бы его человеком не назвал.

Мне очень не хватает крыльев, да, и еще — бортовой памяти. Ситуация, когда быть человеком неудобно и невыгодно. Летели-то мы сюда не дольше десяти минут!

К вечеру небо расчистилось, а плоская равнина сменилась скалистыми холмами. Где-то за ними Рубен ожидал увидеть черный лес, на опушке которого колонну настигли Волки. За ночь не перевалим, а значит, если нам попадется какая-нибудь нора или дыра, следует там переночевать. Будет куда хуже, если смертная усталость свалит нас вне укрытия. Ночью будет холоднее.

Идти пешком. За сутки пути Рубен узнал о планете больше, чем за тот год, что летал над ней. Солнце завалилось к горизонту и остановилось там: когда Рубен видел его в последний раз, оно висело средь облаков неподвижно, послав в стороны шесть пучков лучей, как мельница, а подножия холмов заволокло густой синью. Каменистые вершины пылали, словно расплавленная медь. Ночные остывшие скалы излучали холод и смерть, и даже Назгулу, пока он пробирался по каменистой осыпи, приходилось напоминать себе, что у него со смертью особые отношения. Чем можно стать здесь?

Ручеек неба в вышине потемнел, и когда Рубен вновь посмотрел на Миранду, он не нашел на ней лица — его обглодали сумерки. Форменная обувь тоже не предназначена для ходьбы по острым камням: она слишком мягкая. Поликаучук подошвы превратился в лохмотья, походка Волчицы утратила уверенность, она часто оступалась. Еще немного — и пойдет босиком. И куда уйдет?

— Пять минут передохнем, — распорядился он, прекрасно сознавая, чего ему будет стоить поднять свою спутницу снова. Миранда села, подавляя стон. Подтянула колени к груди и занялась ботинками, пытаясь их хоть как-то связать. Рубен привалился спиной к большому камню, и тот, как вампир, сразу потянул тепло из его живого тела. Очевидно, Рубен уже не мог принудить себя шевелиться ради себя самого. Что тут есть, кроме камней? И что такое камень?

Идиот! Нет — хуже, спесивый идиот. Вот камень, вот ты, вот пять минут, на которые ты имеешь право. Структура камня… ага, вот такая… двенадцать лет я был техникой в забытом ангаре, а сейчас я в самом подходящем состоянии, чтобы пару миллионов лет пролежать тут, погруженным в бесконечное созерцание и любуясь закатами. Стать частью этого мира. Может быть, однажды из меня изваяют Будду.

— Лучемет у тебя еще? Дай сюда.

Миранда посмотрела снизу вверх, недоверчиво, вынула оружие из набедренной кобуры, перехватила за ствол, но протягивать его вражескому офицеру не спешила. Наконец решилась, бог весть о чем при этом думая. Рубен обошел гостеприимную глыбу, пытаясь определиться с направлением ветра и предполагая, будто обращенная к склону сторона — более теплая. А теперь — огонь! Выглядит как самоубийство: я только что был этим самым камнем.

— Ты спятил?! — девушка вскочила, но неловко, и пошатнулась, пытаясь вцепиться Рубену в руку. Неужто в самом деле надеется отобрать? — У меня же больше… ничего!

Ничего — в самом деле, батарею Рубен посадил. Но вокруг вплавленной в шкуру валуна черной выемки теперь завился пар, она излучала тепло и, насколько Рубен разобрался в свойствах камня, собиралась делать это долго. Может быть, до утра? А вот посмотрим. Ночуем здесь, прижавшись к камню и друг к другу.

А я на всякий случай побуду камнем.

В самом деле, надо бы попробовать себя в тихом виде. С напряженной внутренней жизнью. Камень не устает, камень постоит на стреме, поиграет своим теплом, загонит его вглубь на первых порах, чтобы не обжечь доверенные ему белковые тела, а после будет тянуть и тянуть изнутри. Тепло передается от горячего к холодному. Это общий закон, но в рамках закона возможны варианты. Этим я и займусь.

Камень — это ведь нечто особенное, в некотором роде противоположное всему тому, чем я был раньше. Для камня нет времени. Камень — не функциональное устройство, он существует независимо… хотя, конечно, его можно приспособить к своим нуждам. Камень — часть мира. А что такое этот мир?

Авалон. Какая-то планета. Не Зиглинда, а нечто совсем в другом роде. Я только сейчас созрел это рассмотреть.

Настало тишайшее утро, обложенное снегом, как ватой. К утру тепло большей частью рассеялось, стало чуть ощутимым, достаточным лишь для того, чтобы чувствовать себя живым, и еще — отдавать тепло, а не тянуть его, и иней покрыл тела и волосы спящих. Именно тут и именно в это время их застал гул моторов с небес. Миранда вскинула голову, но увидела там только поволоку тумана. Рубен не стал ей мешать и даже слова не сказал, когда она оттолкнула его и отчаянно полезла вверх по осыпи, помогая себе руками. Это ее шанс. Хотя — опоздает. Наверное, Миранда думала, что кричит громко, на самом же деле звук, издаваемый ею, был где-то между хрипом и писком. Бесполезно. Они слышат только свои моторы.

Она вернулась совершенно убитая, съехав вниз вместе с небольшой лавиной.

— Что?

— Идут выше облаков. Скалы же. Надо было остаться возле разбитых машин — они наверняка их нашли.

Да. Разбитые машины нашел бы тот, кто смотрит сверху. Не наши.

— Мы бы возле них не выжили.

Верно.

— …или стрелять. Они бы засекли вспышку. Но теперь ведь нечем!

Она пнула бесполезный лучемет, и тот скатился ниже по склону. Никто за ним не пойдет. Он теперь бесполезная тяжесть.

— Мы бы не выжили, — повторил Рубен. — И им тут не сесть. Пойдем. Все будет хорошо. Уже близко.

* * *

Темно, крошечный прикрытый костерок облизывает ночь. Голограмма погасла, и вновь верится, будто нет никаких других миров — только этот, и можно даже забыть, что на орбите тесно от железа. Программа двадцатиминутного сна имеет один забавный побочный эффект — сны кажутся тебе вкраплениями реальности. Пантократор мог притащить сюда твою жену, но, скорее всего, тебе это просто привиделось. Игры воображения, совести и долга в поисках верного пути. Пантократор словно пальчиком погрозил: мол, играешь тем, что не принадлежит тебе. Помни.

Все спят в палатках, кроме дежурной смены, а та залегла вне света, со штуцерами, которых боится едва ли не больше, чем противника, и ведет себя тихо. Двигатели заглушены, моторы обернуты термочехлами, крошечный костерок прикрыт тентом от взгляда сверху. Современный энергодетектор его не засечет, столь незначительно его излучение в сравнении с иными источниками. Кругом этот загадочный лес, чужой, черный, наводящий на мысль о безумии. Нас не видно.

Кто из вас хоть ночь провел до сих пор под открытым небом? Руки подняли только Брюс и Морган — скауты собственного Нормова воспитания. Остальных пугает глубина ночного неба и притаившаяся биохимия чужой планеты. Мы делали с ней все по своему выбору и вкусу. Что, если именно сейчас она нанесет ответный удар?