Оборотень. Новая жизнь - Марк Даниэль Лахлан Страница 66

– Михал, – сказал он, – заставь ее поесть – ей это необходимо. Я скоро вернусь.

Парнишка кивнул и добавил:

– А сигарету?

Макс дал ему парочку сигарет, а не всю пачку, как делал обычно. Просто почувствовал, что остальные понадобятся ему самому.

Посудомоечную на втором этаже Макс отыскал быстро. Бригада женщин полностью ремонтировала это помещение, а не просто красила, как заявил комендант лагеря. Может быть, он не туда попал?

– Мария Амсел, – громко сказал Макс. – Есть ли среди вас мать Марии Амсел?

Одна женщина подняла на него глаза; она была очень бледная и худая, как все.

– Это я, – ответила она.

– Вы – свидетельница Иеговы.

– Да. Воздадим же хвалу Господу нашему через Иисуса.

«За что же, интересно, воздавать ему хвалу? – хотелось спросить Максу. – За те ужасы, которым он вас подвергает?»

– Ваша дочка тоже свидетельница Иеговы?

– Слава Господу, да.

Макс взял женщину за руку. Он стрельнул выразительным взглядом в сторону капо, упреждая его протесты и возражения, и вывел ее в коридор.

– Я должен вам кое-что сказать. Действовать необходимо очень быстро, поэтому отвечайте мне немедленно. Сегодня я должен убить вашу дочь.

Глаза женщины наполнились слезами. Ее затрясло, она вскинула вверх сжатые в кулаки руки, но не ударила Макса – просто беспомощно размахивала ими в воздухе.

– Мы еще можем ее спасти, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы велели дочери отказаться от своей веры. Тогда не будет никаких причин удерживать ее здесь, тем более убивать, – это будет просто незаконно. Я не смогу сразу вывести ее из лагеря, но это будет большим шагом в нужном направлении.

Женщина опустила кулаки. Она смотрела прямо в глаза Максу, и слезы ручьями текли по ее щекам. Затем она решительно покачала головой.

– Что?

Женщина поджала губы, и у нее на подбородке появилась скорбная складка.

– Нет. Нет.

– Но это же лишь слова, дорогая. Всего лишь слова. Просто попросите ее, чтобы она отказалась от своей веры и признала верховенство власти Адольфа Гитлера, и ваша дочь сможет жить и расти дальше. Ей даже не обязательно верить в то, что она скажет. Ну же, давайте, у нас очень мало времени. Вы тоже сможете выйти отсюда, вы обе можете это сделать. Давайте же!

Женщина покачала головой еще решительнее. Форма ее рта снова изменилась: теперь губы были плотно и решительно сжаты. Когда женщина посмотрела на Макса, она словно заглянула ему прямо в душу – совсем как Герти, которая видела его насквозь, знала все его секреты, всю его суть. Но Герти смотрела на него с любовью. А тут было что-то совсем иное. Взгляд этой женщины тоже был полон понимания, только совсем иного рода.

– Надейся на Иегову и придерживайся Его пути, – сказала женщина, – и Он возвысит тебя до обладания всем на земле. Когда же нечестивые побегут, вы увидите.

– Что?

– Я не могу никого спасти. Только Иегова может это сделать. Спасение душ праведных зависит от Иеговы; Он их крепость во времена страданий. Моя дочь снова будет жить, когда Он ее позовет.

– Не перекладывайте ответственность на какого-то выдуманного Бога, – раздраженно возразил Макс, – все зависит только от вас. Если вы будете и дальше цепляться за своего Бога, вы убьете собственного ребенка.

Женщина перестала плакать и посмотрела ему в глаза.

– Нет, – твердо сказала она. – Думаю, это вы намерены это сделать.

Макс взвыл от злости и тоски и торопливо удалился. Теперь рыдал уже он; слезы, копившиеся в нем с тех пор, как он приехал в Вевельсбург, полились сплошным потоком. «С меня довольно, – подумал Макс, – я уже сыт всем этим по горло». Он сделает, что сможет: посадит девочку в машину и увезет куда-нибудь – может быть, даже в Зальцгиттер, где Арно ее приютит; Арно наверняка ему поможет. Они могут спрятать ее в одной из пустых больничных палат. А что после этого будет с ним? Это уже не важно. Эсэсовцы не смогут отыграться за это на Герти – это будет лишь его преступлением.

Макс подошел к лаборатории и распахнул дверь.

Михал был на месте – сидел на стуле, уперев ноги в стену, и курил. Но где же девочка? На лице у Михала виднелась большая царапина, от глаза до уголка рта. Откуда она взялась? Макс опустил взгляд. В узком проходе лежало маленькое тельце, с красными глазами и полосами на шее.

– Михал, – изумленно произнес Макс, присев рядом с мертвой девочкой и положив руку на ее тельце, – что тут произошло?

Михал посмотрел на Макса и на хорошем немецком, которому учил его доктор, сказал:

– Этот суп был для меня.

Когда Кроу, пошатываясь, вышел из церкви Святой Троицы, он сразу же ощутил на себе сумбурные порывы огненной бури. Он словно оказался в легких спящего бога: в один момент его окатило волной обжигающе-жаркого воздуха, а уже в следующий она отхлынула, вызывая разрежение и заставляя бороться за каждый вдох.

Рана Кроу оказалась серьезнее, чем он думал, и от потери крови у профессора кружилась голова. Он держал в руке пиджак, прижимая его к боку и таким образом пытаясь остановить кровотечение.

Согнувшись едва ли не пополам, Кроу направился в сторону Бродгейта. Пожар был таким сильным, что профессор мало что видел из-за его ослепительного света. Жар был ужасным, и Кроу чувствовал, как у него на лбу появляются волдыри от ожогов.

Профессор знал, что огонь представляет для него потенциальную опасность. Кроу мог противостоять ему гораздо эффективнее, чем обычный человек, но это не означало, что можно не обращать внимания на воздействие пламени.

Кроу вглядывался в дымку горячего воздуха, высматривая Ариндона. Мир вокруг стал неузнаваемым. Город изменился, из развороченных трамвайных путей, будто непонятная странная поросль, торчали концы покореженных рельсов. Улицы сочились испариной разрушенной канализации, а над зданиями тянулась пелена дыма, словно это их души возносились на небеса. Пожарные на крыше церкви продолжали работать; выглядело это как немое кино – звуки человеческой жизни безнадежно тонули в грохоте бомбежки.

Кроу тоже менялся, он чувствовал это; то, что он съел, повлияло на него, но поначалу незначительно. Казалось, что его конечности стали толще и мощнее; мозг работал более основательно, но не так быстро. Кроу мог сконцентрироваться на главной задаче – найти Ариндона, но многочисленные «почему» в его сознании уже не задерживались. Вполне вероятно, что Ариндон владеет информацией, которая выведет его, Кроу, к жене; Ариндон мог привести его к тем, кто совершил эти ужасные преступления; Ариндона необходимо было найти для его же безопасности – все это были веские причины, но они постепенно отступали на задний план, по мере того как в организме Кроу переваривалась плоть автоматчика.