Огненная обезьяна - Михаил Попов Страница 67

…Зельда: У вас кровь?

Теодор: Вполне возможно, он отбивался, как будто его душат.

Зельда: Но вы его действительно душили.

Теодор: И оцарапал мне шею и щеку. Да, крови много, но все равно, намного меньше, чем той, что была пролита по вине этого урода, и его темноватых сыночков. Теперь-то я понял, кто пролез в избу к нашим полковникам. Кроме того, вы ведь говорили, что тут все равно всех можно оживить.

Зельда: При желании. Знаете что, пните его Теодор еще пару раз, вас все еще трясет, надо снять напряжение. Я, например, оторвала ухо Фобосу, и чувствую себя превосходно.

Теодор: Я смотрю, вас боятся и Страх и Ужас.

Зельда: Может быть, и не зря.

Теодор: А вы не боитесь, что вас накажут, за все… за то, что вы мне так соучаствуете?

Зельда: Конечно, накажут. Заключат в какую-нибудь тюрьму, но это будет уже не важно. Я к этому моменту буду уже защищена. Я буду беременна.

Теодор: В каком смысле?

Зельда: В самом прямом. Куда это ваш Зизу поскакал?

Теодор: Я вам объясню, только вы сначала доскажите мне про Альфа, а то у меня в голове как-то все не устанавливается, картина подробная, но дырявая.

Зельда: А с Альфом все просто. Альф говоря совсем упрощенно — клон. Выращивали его для совсем другой роли, я, по-моему, уже начинала вам рассказывать. Он должен был стать "писателем", то есть сочинять правдоподобные, разнообразные истории для бывших пациентов господина Асклерата и госпожи Летозины отправляющихся на волю. Воображение у него развито великолепно, способность к сюжетосложению поразительная, он видит мир объемно, в красках и пластических нюансах, но…

Теодор: Но?

Зельда: Но глуп, беспредельно глуп от природы. Это обнаружилось на последней стадии работы. Создать настоящего писателя — это очень дорого, это тончайшая работа, в ней заняты почти все лабораториумы Деревни, а тут такое… Просто катастрофа для бюджета. Но тут подоспело время менять систему общей деревенской защиты. Все эти старомодные гарпии и горгоны показались устаревшими, решили воплотить давно витавшую в олимпийском воздухе идею универсального защитника — Цербера. И тут у сэра Зепитера явилась счастливая мысль — у нас ведь есть готовый высокоорганизованный интеллект, оснастить его нужным количеством "голов" и пусть служит. То, что он глуп, в данной ситуации, как раз плюс. Глуп, значит исполнителен. Да куда это трусит важ песик?!

Теодор: Ничего себе!

Зельда: Да, это главный зал магазина господина Мареса.

Теодор: Да тут одних мячей наверное с тысячу.

Зельда: Даже ваш Зизу растерялся. Мячей здесь много, и не простых.

Теодор: А золотых.

Зельда: Чувствую в ваших словах иронию, но не вижу к чему она могла бы справедливо относиться. Здесь действительно собраны самые знаменитые мячи в футбольной истории. Есть и золотые, то есть те, которыми забиты решающие, золотые голы в самых важных матчах. Коллекция эта стоила бешеных денег. Собственно, это было первое задание Мареса. Ему дали бездонную чековую книжку и отправили скитаться по миру от одного собирателя футбольных раритетов к другому. Вы знаете, как в людях развит фетишизм. Марес не скупился, он платил за эти невзрачные кожаные поделки как за картины старых мастеров. Иногда мячики эти отказывались продавать вообще, и тогда пригождались низменные наклонности и умения Мареса и его пронырливых сыночков. На самом деле, здесь куча всего краденого. Например, мяч, которым Пеле забил свой тысячный гол. Вся коллекция мячей бразильского массажиста, ими игрались финальные матчи чемпионатов мира. Правда, насколько я знаю, массажист мячики эти тоже воровал сразу после игры. Здесь есть даже мяч, которым этот отвратный русский форвард Понедельник совершил свое гнусное преступление. Я бы с удовольствием уничтожила его, но тут все под сигнализацией как в Лувре. И, собственно, не только из-за этих кожаных пузырей. Есть тут один шар… Послушайте, что это ваш Зизу трется возле этого железного ящика…

Теодор: Бог с ним. Вы все-таки дорасскажите про Альфа.

Зельда: Осталось немного. Стал неудавшийся писатель сторожем с неограниченными возможностями. Разбазаренные деньги удачно списали, по этому поводу были специальные олимпийские игры во дворце сэра Зепитера. Но через некоторое время выяснилось, что Альф, как бы это точнее выразить…

Теодор: Влюбился.

Зельда: Это что очень заметно?

Теодор: Да, он все время старался быть поближе к вам, пытался лишний раз вас как бы ненароком погладить. Такой феноменальный красавец.

Зельда: Вы говорите так, словно вам такое поведение красавца кажется странным.

Теодор: Н-нет, нисколько.

Зельда: Н-да, влюбился. Причем влюбился яростно, всецело, со всей бешеной силой воображения, которой был наделен. Я, надо признаться, ломалась недолго, тем более, что мне льстило внимание столь высокопоставленого и высокорганизованного существа. Тут нужно сказать несколько слов о себе. Я ведь тоже не сама собою такая оранжево-рыжая появилась на свет. Я одно из любимых созданий госпожи Диамиды. Только я не клонирована, я природный объект. Одна из первых абсолютно удачных, умственно полноценных обработок. До такой степени удачных, что мне доверили собственную работу, даже сделали пресс-секретарем Деревни, я была в известном смысле символом деревенской идеи — все живое равноправно. Я могла бы стать эмблемой Деревни, если бы та могла себя рекламировать. Все члены Совета Международных Комиссаров относились ко мне по-отечески. Баловали. Сначала это мне льстило. А потом стало источником постепенно крепнущей ярости. Чем лучше ко мне относились, тем отчетливее я ощущала свою игрушечность. Умом меня не обидели, это я поняла довольно быстро. Заявленное равноправие всего живого, на поверку оказывалось враньем. Жестокой насмешкой. Я чувствовала себя даже чем-то меньшим, чем лабораторная крыса. Я была лишена главного качества настоящей жизни — способности к воспроизводству. Официальное мое положение было таково, что даже некоторые олимпийцы оказались в определенной от меня зависимости. Я, например, сумела скрыть от Совета Комиссаров, да и от всех деревенских ту историю госпожи Диамиды, ну помните, со зверем-мстителем. Иначе бы она стала изгоем, ее ждала бы судьба Люцитея, а то и похуже. Я виртуозно замяла дело. А в благодарность потребовала, чтобы госпожа Диамида произвела надо мною одну операцию.

Теодор: Странная форма благодарности.

Зельда: Операция обратная стерилизации.

Теодор: А-а!

Зельда: Понимаете, очень хорошо! Но не очень хорошо получилось с Альфом. Он был великолепный любовник, он даже добился права жениться на мне, но он тоже был бесплоден. Не только в литературном отношении.

Теодор: Но вы же могли соблазнить, кого-нибудь из других этих олимпийцев. По пьянке. Господина Диахуса, например.

Зельда: Это невозможно, всем же был отлично известен бешеный нрав Альфа, и то какими он обладает способностями. Скрыть измену было невозможно, а измена означала немедленную смерть. Кстати, пришло время объяснить, почему ему не приказали схватить вас.