Жернова истории - Андрей Колганов Страница 69

Девушка умолкла, продолжая потихоньку плыть практически на одном месте. Пауза затянулась на четверть минуты, когда она заговорила вновь:

– Спас меня случай. То ли мне послышался какой-то шорох, то ли взгляд в спину… Не могу сказать точно. Но я резко обернулась, и тут тяжелый нож, брошенный из темноты, ударил меня прямо в грудину. От сильного удара и от неожиданности я оступилась и шлепнулась задом на землю, однако не забыла пальнуть из нагана, который держала в руке. Вокруг тут же началась стрельба, в ночном сумраке метались какие-то тени, а я, как дура, так и просидела весь бой на земле, с этим ножом, застрявшим острием в грудине. Лишь после боя ребята обнаружили меня и выдернули этот ножик. Больно было…

Закончив свой рассказ, Лида обогнала меня, пронырнув под водой к самому берегу и, не выказывая никакого смущения, вылезла на песчаный пятачок у воды, позволяя прекрасно обозреть себя сзади, и скользнула в просвет между ветвями ракитника. Вскоре она вышла из-за кустов уже одетая, продолжая вытирать волосы полотенцем, в то время как сумка болталась у нее на локтевом сгибе. Закончив вытираться, она поставила сумку на землю, чтобы убрать туда полотенце и достать гребешок. В раскрытой сумке был ясно виден аккуратно сложенный темно-синий цельный купальник по моде тех лет: со штанишками, полуприкрытыми коротенькой юбочкой в голубую полоску, и с маленьким «матросским» галстучком на неглубоком вырезе спереди.

Я опустился на траву, сцепил руки вокруг ног, согнутых в коленях, и четким, размеренным голосом произнес:

– Послушай, Лида! Мы с тобой взрослые люди. Давай не будем ходить вокруг да около, играть в игру под названием «угадайка», а поговорим прямо, начистоту.

– Давай! – неожиданно просто согласилась она, продолжая расчесывать влажные волосы.

– Как я догадываюсь, я тебе небезразличен, и ты, похоже, стремишься, чтобы я обращал на тебя значительно больше внимания. Скажи, это так или я фантазирую на пустом месте? – Мой взгляд направлен прямо девушке в лицо, и она не отводит глаз.

– Так, – кивает моя спутница.

– Прости, но я должен буду тебя разочаровать… – начинаю я, но Лида тут же перебивает меня вопросом, произнесенным в явной запальчивости:

– У тебя что, уже есть другая женщина?

– И да, и нет.

Лида тут же взрывается в ответ на эти слова:

– Сам же просил говорить прямо!

– Дай же объяснить! – не удержавшись, повышаю голос. – В прошлой жизни у меня была любовь. Проблема в том, что я не могу ее забыть, и это чувство не отпускает меня. И поэтому сейчас нет у меня никого!

Девушка, не произнося ни слова в ответ, опускается на траву рядом со мной, нисколько не заботясь о судьбе своего светлого платья.

А я сижу и думаю. Думаю о том, что возврата в мою прежнюю жизнь не предвидится, мне суждено жить здесь, в этом времени, среди этих людей. Память о любви священна, а утрата горька, – но нельзя жить утратами. И нельзя отталкивать людей лишь в память о прошлом. О, я пожертвовал бы большей частью оставшейся мне жизни, лишь бы только можно было вернуться назад, к своей утерянной любви. Но раз это невозможно, надо жить здесь.

Я вздохнул. Хорошая логика. Правильная. И девушка рядом сидит хорошая. Симпатичная. Искренняя, неглупая. Привлекательная, черт возьми! Но как быть, если я не могу вырвать из сердца образ, запечатленный в нем так, как будто я родился прямо с этой любовью?

– Тебе придется увидеть вещи такими, как они есть, без прикрас, – прерываю до неприличия затянувшуюся паузу и поднимаю глаза на свою спутницу. – Даже если я когда-нибудь смогу переступить через себя, тебе придется мириться с тем, что я не буду принадлежать тебе целиком. Во всяком случае, долго не буду. Прошлое потому и называется прошлым, что оно уже прошло. Но уж слишком дорого оно для меня, чтобы вот так, сразу, я мог заслонить его новым чувством.

– Я справлюсь, – без колебаний отвечает Лида.

– Смотри! – Поднимаюсь с земли и протягиваю девушке руку, чтобы помочь ей встать. – Тогда давай попробуем договориться так…

Но в этот день прийти к обоюдному согласию нам так и не удалось.

В понедельник мне на работу позвонил Лазарь Шацкин.

– Сегодня вечером могу выкроить часик для встречи, – сообщил он.

– Где, когда? – сразу уточнил я.

– А давай у Лагутиной, в семь часов?

Я не стал возражать против этого повода нанести очередной визит в квартиру Лиды и в девятнадцать ноль-ноль уже был у ее дверей. Лазарь пришел на несколько минут раньше меня, и молодая хозяйка уже успела выставить на стол чай. Ее отец, Михаил Евграфович, еще задерживался на работе, закопавшись в переводе каких-то коминтерновских документов.

Лазарь сразу перешел к делу:

– Ты ведь когда заранее просил меня рассказать о XIII съезде, уже догадывался, что там будет твориться? Да уж, тут есть о чем рассказать! – Шацкин резко покрутил головой, отчего его пышная шевелюра на какое-то мгновение образовала непослушный вихрь волос. Он еще раз коротко мотнул головой и продолжил: – Слухи о том, что в Политбюро есть какое-то неизвестное предсмертное письмо Ленина, адресованное партии, успели широко разойтись среди делегатов еще до съезда. Поэтому, конечно, наши вожди не могли обойти вопрос стороной. С выступлением по этому делу выпустили Бухарина, хотя Николай Иванович еще не был членом Политбюро, а только кандидатом. Наверное, надеялись, что он пользуется всеобщей симпатией и сумеет смягчить неблагоприятное настроение, вызванное слухами. – Лазарь мимолетно улыбнулся, но потом вновь посерьезнел: – Милейший Николай Иванович долго распинался, что у Политбюро и в мыслях не было что-либо скрывать от партии. Но поскольку Владимир Ильич адресовал это письмо не всем подряд, а именно очередному съезду партии, то члены Политбюро и не могли сделать его достоянием общественности. Как и желал Владимир Ильич, это письмо будет сообщено делегатам съезда. Само содержание письма таково, что Ленин и не мог предназначать его для широкого распространения, поскольку в нем даются характеристики виднейшим деятелям партии, которые подвергаются Ильичем товарищеской критике. Понятно, что это письмо не должно стать достоянием наших классовых врагов, а потому огласке оно не подлежит, его копии получат только руководители делегаций, и эти копии будут храниться в губкомах партии. После чего Бухарин зачитал текст письма.

– Ну, раз письмо огласке не подлежит, то я не буду у тебя выспрашивать, что там говорилось, – заявил я Шацкину (а про себя подумал: «Тем более что его содержание мне и так известно»). – Но какие-то практические последствия оно возымело?

– Ну как же, – отозвался Шацкин – об упразднении поста генерального секретаря ЦК ты, наверное, уже читал в газетах? И об увеличении числа членов ЦК? Правда, не так значительно, как предлагал Ленин, да и рабочих в новом ЦК почти что и нет. А на самом съезде после зачтения письма, – добавил Лазарь, – начался прямо-таки цирк. Каждый упомянутый в ленинском письме деятель ЦК выходил на трибуну и клятвенно заверял делегатов, что ошибки он осознал, впредь не допустит, постарается исправить и примет все меры к устранению отмеченных Лениным недостатков… Ох, чую, у себя, на Политбюро, у них такие страсти вокруг этого письма кипели, куда там! – Он покачал головой с картинным изумлением, задирая глаза к потолку.