Пилигрим. Книга 3 - Константин Калбазов Страница 7

— Здесь пронеслась буря? — входя в кабинет, поинтересовался майор, закрывая за собой дверь.

— А вы откуда знаете, Сережа?

— Я знаю Анатолия Петровича. Человек сам себе на уме, живет в своем собственном мире.

— А нельзя было обойтись без этого индивида? — горестно вздохнул Щербаков.

— Тесть моего непосредственного начальника, — пожав плечами, произнес Кравцов.

— А он что, помешан на истории?

— Не то чтобы помешан. Но увлекается. И убежден, что зацикливаться только на одном едином информационном поле Земли, большая ошибка.

— А вернее любит тестя и готов ему потрафить. Или находится под каблучком у своей дражайшей супруги.

— Наше финансирование по большей части его заслуга. Ладно, не обращайте внимание. Просто пропускайте все мимо ушей, и не обостряйте. Лучше скажите, как наши дела с ЕИПЗ.

— Серьезно? Это еще кого-то интересует? — всплеснул руками профессор.

— Представляете, — нарочито, произнес майор.

— Я…

— Макар Ефимович, может позвать Анатолия Петровича, — оборвал его Кравцов.

— Зачем? — удивился Щербаков.

— Посмотрите на себя со стороны и поймете как же с вами порой бывает тяжко.

— Кхм. Уели, Сережа. Дела идут много лучше ожидаемого. Я это могу сказать даже на основе трех суток наблюдения. Расчет на большую разницу во времени себя полностью оправдывает. При подобном подходе ЕИПЗ раскрывается куда в более полной мере.

— А может все дело в посланце?

— Возможно и так. Одно скажу, огромный массив информации получает далеко не только тесть вашего начальника. Наши вычислительные мощности уже едва справляются.

— Обоснования для выделения новых фондов имеются?

— Завтра к утру я их представлю.

— Тогда не буду вам мешать.

— Деда! Деда, приехал!

— Дедуля!

Двое сыновей и старшая дочка с радостными криками выбежали встречать гостя, по обыкновению выставившему им навстречу объятия и сграбастав всех разом.

— Хорошие мои, соскучились. А уж я-то как по вам скучаю.

Пока они обнимались в зал вышла младшенькая, Ефросинья, которой было не полных три года. Степенно прошествовав к стоящему на коленях дорогому гостю, она вперила в него строгий взгляд.

— Дляствуй дедуска.

— Здравствуй радость моя, — потянулся Тераккан к внучке.

— А иде бабуска? Поцему ты ее ни пивез? — отстранившись, строгим тоном поинтересовалась девчушка.

— Она не смогла приехать. Дома слишком много дел.

— У сех есть дедуски и бабуски, а у нас нету. Плохо, — со вздохом произнесла Ефросинья.

— Обещаю, что в следующий раз обязательно приеду вместе с ней. Ну же, обними дедушку.

Девчушка вздохнула, словно говоря, куда же тебя девать-то, подошла и обняла его, поцеловав в заросшую редкой бороденкой щеку. После чего деловито поинтересовалась, что им привез дед.

Процесс раздачи подарков не затянулся надолго. Каждый из детей схватил свой и похваляясь им перед друг другом они убежали в другую комнату.

— Здравствуй, отец, — наконец поздоровалась с ним Елена.

Как бы Тераккан не любил дочь, внуки всегда и вовсе времена особая статья. Если детей родители воспитывают, чувствуя свою ответственность, за их будущее. То внуков они просто любят. И те чувствуя это отвечают им тем же. А потому они невольно перемещаются на первые роли.

— Здравствуй дочка. Спасибо тебе за внуков. За то, что в них не угасает любовь к твоим родителям.

— Ты говори, да не заговаривайся, — хмыкнул Михаил, протягивая руку в приветствии, — У нас вся родня только со стороны Алии.

Поминая жену половецким именем он вовсе не желал потрафить ее отцу. Ему нравилось это имя, которое очень шло его обладательнице. Отец Нестор поначалу пытался было возмущаться по этому поводу и указывать на подобное непотребство. Но Романов только отмахивался, мол супругу буду звать так, как моему сердцу хочется. А что до христианских ценностей, вон на всей Руси прозываются языческими именами, не поминая крестильных, а у него в Пограничном все иначе. Все зовутся только по православию. Вот пусть он это себе в заслугу и ставит.

— Это хорошо, что ты родню не забываешь, — смерив зятя недовольным взглядом, все же пожал руку Тераккан.

— Чувствую, меня сейчас будут ругать, — расплылся в улыбке воевода.

— Нет, ну ты погляди на него. Он еще и веселится. Ты что творишь, Михаил? Ты хотя бы понимаешь, что разворошил осиное гнездо? Обе орды, которые возглавлял Боняккан жаждут отправиться в поход на тебя. И я не смогу тебе помочь.

— И что, уже договорились, кто возглавит общее войско?

— Ирмаккан.

— И воины орды покойного Боняккана с этим согласны? Они готовы рискнуть сотней детей своих сородичей?

— Пока не договорились.

— Вот видишь.

— Но Ирмаккан может решить, что ему и достанет и своих воинов. Выдвинется в поход, а там, и некоторые куренные из орды Боняккана присоединятся. А если они вернутся с богатой добычей…

— Если, Тераккан. Если, вернутся, — перебил его Михаил.

— Больше десяти тысяч воинов, — покачал головой тесть.

— И ты приехал, чтобы забрать дочь и внуков, пока здесь все не разрешится, — не спрашивая, а констатируя, произнес Михаил.

— Если ты не будешь этому противиться, — не стал отнекиваться тот.

— И не подумаю. Алия сама решит как ей быть.

— К чему эти разговоры, Миша. Хороша же я буду жена воеводы, если стану всякий раз бросать мужа и его людей, чтобы спрятаться под крылом отца, — возмутилась молодая женщина.

В ответ на это, Романов лишь развел руками, мол говорить больше не о чем. Тераккан внимательно посмотрел на свою дочь, и тяжко вздохнул, принимая ее решение. Времена, когда она была подвластна его воле миновали. Теперь она ушла в род своего мужа, и принадлежит только ему. И пусть, тот круглый сирота, это ни о чем не говорит.

— Ты приехал только чтобы сообщить мне о том, что мне следует ожидать незваных гостей? — поинтересовался Романов.

— Не только. Я привел караван с шерстью.

Михаил наладил в Пограничном ткацкое дело. Но не стал связываться с растительной пряжей, сосредоточившись на шерсти. На его взгляд, первое и наиболее важное в добрососедских отношениях это взаимная выгода. Поэтому они покупали у орды Тераккана овечью и верблюжью шерсть и шкуры. Как результат ткачество, валяние войлока и выделка кож вышли в ряд важных отраслей производства города. Кожевенные мастерские устроили за пределами города, занимавшего теперь весь остров. Уж больно вонючее производство. Металлургический комплекс и тот оставался в пределах городских стен. Там всего-то копоть, и грохот железа. Да и то, проблема решалась благодаря высоким забору и дымовым трубам. С миазмами такой номер не прошел бы. Шерсть кочевники поставляли уже очищенную и подготовленную к переработке в пряжу.