Тьма и пламя. На бескрайней земле - Степан Кайманов Страница 7

Увы, это было не проявление божественной силы, а всего лишь мощные руки Грома. Бородатый спаситель, держащий мэйта на руках, словно нежную деву, хмыкнул в свои густые темные усы.

– На моей памяти ты срываешься с толстобрюхого дерева уже в третий раз.

– Скажу по секрету, срывов было больше. Намного больше.

– М-да, – с огорчением произнес Гром. – Не-до-гля-дел.

– Ты не устал? – раздраженно спросил Габриэль, безуспешно пытаясь выкрутиться из заботливых рук.

– Нет.

– А ну отпусти меня немедленно!

– И это все? А где благодарность? Ты едва не разбился.

– Потом как-нибудь.

Из окна третьего этажа, похихикивая, выглядывали двое стражников – чернобородых, как Гром. Через звитту между ними протиснулся третий – круглолицый, с рыжеватой щетиной на щеках.

– Гром, мэйту не пристало, чтобы его носили на руках, словно бабу.

– Мэйту не пристало бегать в ночной рубахе средь бела дня, – улыбнулся Гром.

– Отпусти меня, – жалостливо прошептал Габриэль.

– Не могу. В последний раз, когда ты меня об этом попросил, потерялся в шахтах.

– Ну хотя бы поставь на ноги. Я тебе приказываю как мэйт Семи островов!

– Не могу. Выполняю приказ твоего отца, а он…

– Я знаю, что он приказал! – зашипел Габриэль. – Не позорь меня.

С дерева сорвался лист и, покачиваясь в воздухе, полетел в сторону дворца.

– Ладно уж, – сжалился Гром и, поставив мэйта, вытащил из его волос несколько листьев.

– Прошу, дай мне сбежать, – заглядывая в глаза Грома, попросил Габриэль.

– Не-а, – покачал головой Гром. – И даже не пытайся. Ты меня знаешь.

– Ага, – кивнул Габриэль и, пригнувшись, метнулся прочь от Грома.

Однако здоровяк Гром лишь казался неповоротливым. Габриэль не успел преодолеть и двух шагов, как сильная ладонь схватила его за рубаху, которая натянулась, треща по швам. Шею обожгло, тело понесло назад. Оставалась последняя надежда уйти от Грома. Последняя надежда исполнить мечту.

Габриэль со всей мочи ударил кулаком назад, надеясь попасть в пах. Удар достиг цели, но хватка ничуть не ослабла. Гром подтянул Габриэля к себе, больно выкручивая ему руку. Из дворца уже выходил отец, с севера и с юга бежали стражники.

Габриэль прикрыл глаза, слушая, как бьется сердце… Все было кончено. То, что он отчаянно сопротивлялся до последнего, желая исполнить мечту, почему-то нисколько не успокаивало.

На карниз села чайка. Побродила туда-сюда, заглядывая глупыми, похожими на черные жемчужины глазами в окно. Затем сунула желтый клюв под крыло и затрясла головой, словно что-то выдергивая. Ветер трепал ее серые крылья и шевелил черно-белый хвост. Поток воздуха подхватил несколько перьев и понес их на запад.

Габриэль проводил их взглядом капитана, который уже никогда не встанет за штурвал корабля. И с завистью взглянул на чайку, мысленно приказывая ей убираться.

Бездари считали, что маги способны убить взглядом. Ах, если бы это было так, то птица сейчас непременно разлетелась бы на мелкие кусочки. Мэйт даже представил звук, с каким лопнула бы ни в чем не повинная чайка. Бух! И только перья на ветру.

– Вон! – замахал рукой Габриэль. – Прочь, глупая птица!

Он лежал на кровати. Жесткой, словно дно лодки, и настолько крохотной, что на ней едва помещался один человек, при условии, что подгибал ноги. Да и сама комната на вершине башни была чуть больше конуры.

– Пошла вон! – громче произнес Габриэль.

Требования мэйта остались неисполненными. Или чайка была глуховата, или кричащее, большое и бескрылое существо по ту сторону окна совсем ее не пугало. Птица продолжала чистить перья как ни в чем не бывало.

Габриэль не выдержал, приблизился к окну и громко стукнул в стекло. Лишь тогда птица слетела с карниза, бросив перышко на прощанье. Серое перо закружилось на ветру, взмывая все выше и выше, купаясь в лучах летнего солнца, – словно насмехаясь над плененным мэйтом.

В комнате было душно, и Габриэль дернул створку окна, поежившись от боли в плече. Произошло то же, что и раньше. То есть ничего. Не то на окно наложили магию, чтобы пленник не сбежал, не то створка обыкновенным образом разбухла от морской влаги. Так или иначе, окно оставалось закрытым, делая нахождение в серой и тесной комнате совсем уж безрадостным.

Габриэль прижался к стеклу щекой, пытаясь увидеть, что происходит во дворе. Но с вершины башни был виден лишь скалистый берег, о который то и дело разбивались волны. Ничего интересного.

Мэйт опять лег на кровать, уставившись в потолок.

Потолок был низким. И серым, как перья крыльев недавней гостьи. В голове поселилась пугающая пустота. Не хотелось думать ни о чем. Теперь было совершенно неважно, как отец узнал про побег и откуда рядом со старым толстобрюхим деревом появился Гром. К чему ломать копья после проигранной битвы?.. Плечо отчаянно ныло, болела спина. Было жарко и душно; от рубахи несло потом и пихтовым маслом, которым смазали раны и ушибы. Но самое страшное заключалось в том, что тень поражения накрыла мечту о дальних странах. Если прежде он, мэйт Семи островов, действительно мог попасть в Грэйтлэнд, то сейчас… Теперь за ним будут следить каждую мьюну, да что там! – каждую звитту, как за подозрительным чужаком. Вплоть до самой свадьбы.

Еще был стыд. Было стыдно за то, что он толкнул родного отца. Было стыдно за то, что он подло ударил Грома, который, между прочим, уберег его от жуткого удара. Было стыдно за то, что он устроил такой переполох, о котором непременно узнают на всех островах. Причем узнают не только друзья, но и враги рода Альтирэсов. И, не дай боги, какие-нибудь мерзкие лицедеи. Этим только дай повод посмеяться над знатной семьей. А тут принц, бегающий по дворцу в одной ночной рубахе и падающий с дерева…

В коридоре наконец-то послышались шаги, голоса. Не то менялась стража, не то знатного пленника наконец-то решили освободить или хотя бы покормить. Габриэль прильнул ухом к замочной скважине.

– Не тронь, это для мэйта! – грубо и басовито предупредили за дверью.

– Да я совсем чуть-чуть, – почти жалобно проговорил стражник.

– Я же сказал: не тронь! – повторил владелец громоподобного голоса и, судя по звуку, шлепнул непонятливого стражника по руке. – Открывай.

Габриэль отскочил от двери и, пока в замке проворачивался ключ, залез в кровать, прикинувшись равнодушным ко всему мэйтом.

На пороге появился стражник, высокий и грузный, как толстобрюхое дерево. Пригнувшись, он вошел в комнату. Выпрямился, касаясь макушкой потолка. И еле заметно кивнул, приветствуя своего мэйта. Из-за черных мохнатых бровей, сросшихся над крючковатым носом, казалось, что вошедший чем-то недоволен. На его лице сверкала капельками пота трехдневная щетина. Одет он был по-летнему, в светлые тугие штаны-чулки и льняную рубаху. О том, что он стражник, говорили лишь меч на поясе да короткий красный плащ. Прежде Габриэль не видел этого человека.