Вектор: Жизнь и смерть - Никита Чирков Страница 7

Часто он представлял тот момент, когда дверь откроется и даст ему шанс убраться с этой станции на корабле. Корабле, арендованном его компанией в служебных целях, куда точку отправки он установил совершенно иную, дабы сокрыть путь полета. Все же каждый полет был под контролем правительства и частных компаний, просто так никуда ты не отправишься: нужны бумаги и цель, разрешение и права… Все это кажется ему таким забавным сейчас.

Много раз он был уверен, что его никто и ничто не остановит от побега, и пусть он лучше умрет при попытке, нежели останется заперт в клетке. «Отличное название – клетка», – подумал он, топчась на месте, крепко держа дробовик в руках, боясь выпустить его из объятий все еще под влиянием недавней схватки. Были моменты, когда он хотел покинуть Вектор способом, показанным Харви, представляя то, как его оставшаяся жизнь пройдет здесь в четырех стенах. Сейчас он в смятении: ведь это был его первый выход за три месяца, и влияние это оказало настолько сильное, насколько он готов поверить в вымысел сегодняшних событий. Ведь в таком случае все остается в мечтах, где нет страха неудачи, а угроза его жизни сводится к минимуму. Кратким движением Портер проверил работоспособность выхода и, убедившись в достоверности своих воспоминаний о сегодняшних событиях, на мгновение всерьез пожалел об открывшейся возможности. Когда живешь в одних стенах, с ними срастаешься – и это сказалось на нем сильнее, чем он предполагал.

– Ты не знаешь, как поступить дальше? – женский голос появился плавно, словно из тишины, не спеша добрался до его ушей, мягкими тонами придав теплоты и уюта. Портер увидел заботу в ее глазах, настоящую и искреннюю, но не жалостливую, а осмысленную. Он рассматривал ее, не желая отвечать: ведь прекрасно знал, что это не будет грубостью или неуважением, все это было в его голове. Темные брюки и приталенная белая рубашка, длинные, зачесанные в хвост черные волосы, минимум макияжа, глубоко посаженные карие глаза. Естественная скромная красота была ей к лицу. Лишь маленькие сережки и тоненькая цепочка были предметами роскоши.

– Мне тебя не хватает… – с трудом произнес он чуть ли не дрожащим голосом, увидев в ответ искреннюю улыбку и заботливый взгляд. – Наших разговоров, наших встреч и того, как ты во всем видела лучшее.

– Но ведь я тоже не могла знать все, верно? И я не всегда была такой, но я понимаю, почему именно это тебе нужно сейчас. Так бы поступила каждая мама для своего ребенка. Жаль, мы не могли видеться всегда, я бы очень этого хотела, но…

– Да, я знаю. Поверь, ваш развод всем дался тяжело. – Портер старался говорить спокойно, не позволяя себе полностью отдаться эмоциям, прекрасно зная, как этот диалог работает на решение его проблемы, ведь именно из-за этого он видит свою маму. – Хотя я ведь помню, как в детстве… в моем детстве вы были счастливы. До сих пор гадаю, придумал ли я ту жизнь или нет. Но она была такой же настоящей, как и другая, крайне ужасная жизнь между двумя родителями, неспособными на примирение.

– Мы делали все, что могли, ради тебя, ты знаешь это, мы…

– Зачем ты это говоришь? Я ведь не верю в это, никогда не верил и не раз видел, как вам двоим было бы лучше без меня, вопреки твоей редкой любви и его поощрению моих редких успехов. Прям кнут и пряник вы оба…

Портер не заметил, как уже злился, чуть ли не повышая на нее голос, но в ответ видел лишь смиренное понимание, которое начинало раздражать его еще больше. Но иного быть не могло. У нее было два образа: первый – это заботливая мама, один лишь взгляд которой уже кричал о сочувствии и понимании, прощении и любви. Второй – это психотерапевт, видевшая мир через причину и следствие, холодная, расчетливая, но крайне умная и порой кажущаяся надменной. Это была не болезнь – просто такой человек, не умеющий находить общий знаменатель, она делила жизнь на личную и профессиональную. Только вот зачастую забывала, что для ребенка подобное разделение немыслимо.

– И все же я здесь, а значит, у тебя проблема, сын. Может быть, обсудим это? – она резко сменила тон, что не удивило Портера ни разу, ведь то была другая сторона одного из родителей. – Ты боишься покинуть это место, я понимаю, за три месяца адаптируешься к условиям, от такого не сбежать. Но у тебя появился шанс – и почему-то ты замешкался, а значит, проблема либо там, либо здесь, согласен?

– Не знаю… Что если все из-за того, что там меня никто не ждет? Ты – мертва, отец – мертв, подружки нет, друзья… самые близкие были с работы, да и они тоже мертвы. Что мне остается, если кроме работы ничего не было?

– А может быть, все куда тоньше? – Портер боялся ее слов, не скрывая страха в глазах, уже понимая, о чем она скажет. – Причина настолько явная, что ты игнорируешь ее, но подсознание все равно не дает забыть. Тот сон, который мучает тебя все чаще и чаще, – он ведь был наяву, это ведь воспоминание, которое ты не можешь отпустить.

Каждый раз все начиналось по-разному. Иногда история тянется аж с момента уговора его коллег по работе вылететь к возможному местоположению Вектора, а иногда события развиваются с первых слов Уолтера – оператора, отца двух маленьких дочек и любящего мужа: «Мы не должны идти туда».

Портеру больше нравятся события второго сценария, пропуская тем самым долгие уговоры его друзей, которые становятся такими в самые необходимые для него моменты. И все ради того, чтобы стать первым, кто сорвет завесу тайны и лжи перед людьми, уже давно оплакивающими своих родных, друзей и коллег. Когда он вспоминает все доводы в угоду полета, слыша свой голос и видя реакцию на отказы, он пытается повлиять на события минувшие, словно он на цепи, вынужден лишь наблюдать за историей с заведомо известным трагическим финалом. Мягкотелый в обоих смыслах Уолтер с крайне добрым сердцем и ответственностью во всех проявлениях пытается отговорить Портера, применяя известные рычаги в виде всех возможных рисков и нежелания оставлять свою семью. Но журналист не с самым лучшим характером, но с одним из самых упертых все же использует каждый довод и аргумент, не позволяя иному мнению, кроме как навязанное, взять верх в светлой голове оператора.

Также была Маргарита – отличный редактор, старшая из двух сестер, выросших под строгим, но заботливым воспитанием матери-одиночки, которой приходилось много раз возлагать обязанность присмотра за младшей на старшую. Годы шли, и вот Марго наконец-то смогла зажить своей жизнью, когда, пусть и с трудом, младшая пошла учиться, а мама всерьез возжелала, чтобы старшая дочь, бывшая для нее опорой много лет, наконец пожила для себя.

Ее убедить было с одной стороны труднее, с другой – нужно было лишь подтолкнуть. А все потому, что жажда знаний и новых горизонтов была в первых рядах ее страстей. Но, с другой стороны, когда дело коснулось разоблачения великой лжи правительства, в ней проснулся страх – самый обычный, вынуждающий думать о безопасности своих родных чаще, чем о некоей выгоде. Тут Портер и сыграл верный аккорд, подтолкнув ее к мысли, что не ради этого ее мама сейчас живет одна, пока младшая учится, а старшая работает в другом городе. Ведь если Марго спасует, то разве не разочарует любящего родителя, как и младшую сестру, которая всегда старалась брать с нее пример? Сейчас Портер четко понимает, насколько он легко ими манипулировал, подменяя понятия и сталкивая с непреодолимыми аргументами, поданными его красноречием и красивой наглостью, гордость за которую он не скрывал никогда.