Цвет твоей крови - Александр Бушков Страница 7

Тут чуялся подвох, но я все же кратко ответил:

– Лучше.

– Отож! – воскликнул дед. – И танки лучше, и аэропланы проворнее, а все одно который день отступают товарищи военные со всех ног…

Словно некий спусковой крючок нажал, ехидна старая, – женщины наперебой загомонили:

– Который день тянутся на восход, защитнички!

– А радио со столба орало: несокрушимая, мол, легендарная… Где несокрушимая?

– Выходит, и наши детки вот так от немца бегут, если живые?

А одна бабенка, нахально глядя мне в глаза, громко пропела:

Последовал общий хохот разной степени веселости. Оба комсомольца дернулись было, но, поглядев по сторонам, угрюмо молчали.

И снова:

– Так и до Москвы допятитесь!

– Сколько вас кормили? Не в коня вышел корм!

Я стоял как оплеванный – не мог найти слов, да и не помогли бы тут никакие слова. Не за пистолет же хвататься? И главное, самому непонятно: где несокрушимая и легендарная?

Не походило пока что, будто они собираются накинуться с рукоприкладством, но легче от этого не стало: слова были хуже оплеух. Я стоял, не зная, куда девать глаза, а они подступали все ближе, кричали все громче, звучали вопросы, на которые у меня не было ответов, ядовитые реплики, за которые совсем недавно насиделись бы в НКВД от зари до заката. Комсомольцы совсем сникли, а бабы – их набежало уже десятка полтора, и двое мужиков подошли, – такое впечатление, старались перекричать друг друга, доходя даже до злословия на вождей. Скорее всего, им просто представился случай сорвать на мне зло и растерянность, – но у меня и своих хоть отбавляй, и даже в сто раз более мучительных: я, в отличие от них, кадровый военный, пограничная разведка, но ни черта в происходящем не понимаю…

И тут раздался женский голос, молодой, звонкий, укоряющий:

– Да хватит вам! Насели на парня как я не знаю кто!

Все моментально замолчали, словно повернули некий выключатель. И даже торопливо расступились на обе стороны, освобождая проход ко мне. На некоторых лицах – и у язвительного старичка тоже, и у здоровенного мужика, зацепившего империалистическую, – я увидел самый натуральный страх.

Совершенно непонятно, откуда этот несомненный страх взялся, – заступившаяся за меня молодая женщина вроде бы таких эмоций вызывать не должна: не старше тридцати, а то и помоложе, красивая, темноволосая и темноглазая, со скрученной на затылке калачиком косой, одетая в точности так, как здешние, – темная юбка, не домотканая, а «городского пошива», белая блузка, простые туфли. Какая-нибудь местная советская или партийная власть? Было в ней что-то неуловимо властное – осанка, голос, взгляд… Учительница, которую уважают? Секретарь парткома? В таких деревеньках обычно не бывает ни школы, ни парткома…

Она прошла ко мне меж расступившихся (и еще подавшихся назад односельчан) с таким видом, словно их здесь и вовсе нет, остановилась передо мной в каком-то шаге, окинула с головы до ног непонятным, но явно внимательным взглядом, спросила скорее сочувственно:

– От своих отстали, товарищ лейтенант?

– Можно и так сказать, – ответил я посреди всеобщего молчания. – К своим пробираюсь.

– Понятно… – кивнула она. – Устали, наверное, и ноги сбили? Есть хотите?

– Не без этого, – обтекаемо ответил я, искренне надеясь, что не выгляжу жалким и голос звучит бодро.

– Пойдемте ко мне, – сказала она просто. – Обихожу, как смогу. У меня муж в армии, я все понимаю…

Она была красивая, и, что важнее, в ней никак не усматривалось обидного сочувствия, обидной жалости – ни в лице, ни в голосе. К тому же – жена военного. И я сказал:

– Благодарствуйте, – не без радости, что оборвалась неприятная сцена. Спохватившись, отыскал взглядом вояку Первой мировой, сказал ему: – Вы уж со снарядами что-нибудь придумайте, а то вернется детвора, опять возиться начнет, может плохо кончиться.

– Сделаем, товарищ лейтенант, – сказал он торопливо, едва ли не по-уставному. – Тотчас же сам в колодец к Левонтию покидаю. Даже если и вернется, от них воде вреда не будет…

Смотрел он при этом, что характерно, не на меня, а мимо меня, на женщину. Аллах с ним, мне только и не хватало вникать в местные взаимоотношения… Женщина пошла прочь с таким видом, словно не сомневалась, что я за ней последую, – я и последовал, догнал через три шага, пошел рядом. Спросил:

– Немцев в деревне не было?

– Не наезжали пока, – пожала она плечами. – В Жовтяны, говорили тамошние, заскакивали. Жовтяны от нас километрах в пяти. – Она показала рукой примерно на юго-восток. – Мотоциклов несколько штук и две машины вроде танков, на гусеницах, только без башен и кузова на манер грузовиков. Особого вреда людям не сделали, разве что наловили кур и гусей, сбили флаг над сельсоветом и укатили. Я так понимаю, они главными силами идут по Гомбелянскому тракту. – Она опять показала рукой. – Никто не понимает, что происходит.

– Я тоже, – сказал я, не дожидаясь вопросов, на которые не будет ответов. – Никто ничего не понимает… пока что.

– Тебя как зовут? – спросила она.

– Константин.

– Женат?

– Нет пока. – Про Наташу я упоминать не стал.

– А я Оксана. Костя, мне вот что непонятно… Ты пограничник, а значок у тебя – «Ворошиловский конник»…

Не было ничего удивительного в том, что жена военного разбирается в таких значках.

– Как тебе объяснить… – сказал я, раз уж мы как-то незаметно перешли на «ты». – Бывают пограничники пешие, а бывают конные. Вот и я такой – пограничный кавалерист, – и не удержался, вздохнул тяжко. – Видела бы ты, какой у меня конь остался, трехлеток, буденновской породы…

– Что же, ты от самой границы… отступаешь?

– От Минска, – сказал я. – Ехал из отпуска на границу, да не доехал, началось…

– Понятно. До наших добраться думаешь?

– Надеюсь, – сказал я. – Рано или поздно кончится же такое отступление. Карту бы мне еще… У тебя чего-нибудь такого не найдется? Атлас какой-нибудь…

– Вот чего нет, того нет… Я тебе потом на бумажке примерно нарисую окрестности. Это, конечно, будет не точная карта, откуда бы мне уметь карты рисовать…

– Для меня и приблизительная будет – настоящее сокровище, – сказал я с неподдельным энтузиазмом. – А то бредешь, как слепой котенок, только по солнцу и ориентируешься, а это сплошь и рядом не помогает… Оксана, неужели ты местная?

– Что, не похожа? – спросила она где-то даже с ноткой кокетства.