Черная эстафета - Владимир Васильев Страница 7

Саркофаг обнаружился в центральном захвате. Аккуратно зафиксированный – роботы тупы, но исполнительны, этого не отнимешь. Ну-ка, ну-ка…

Войцех приблизился, близоруко щуря глаза.

Продолговатый прямоугольный ящик со скругленными ребрами; в длину – два с гаком метра, метр в ширину и сантиметров восемьдесят в глубину. На одном из торцов – короткий отросток, неприятно напоминающий все ту же кишку. Толщиной с руку. Поверхность саркофага казалась и гладкой и шероховатой одновременно, скорее всего и-за чешуйчатой структуры: каждая чешуйка гладкая, но наложение чешуек друг на друга создавало впечатление иллюзорной шероховатости. И еще саркофаг был теплым.

Войцех задумчиво отнял ладонь от чешуи.

Странное это было тепло. Не тепло нагретого пластика или металла. Вовсе нет. Тепло живого существа, глубинное, трепетное, как огонек свечи на сквозняке.

Посередке верхней грани саркофага виднелась тонюсенькая риска, разделяющая грань по вертикали. Видимо, створка. И никаких внешних операторов – ни кнопок, ни разъемов, ни индикаторов… Н-да. Ну и груз! Эдакий здоровенный чемодан крокодиловой кожи. Только без ручки. Но зато с выхлопной трубой.

Вздохнув, Войцех потянулся за плавающим хвостом найтовки. Привычно захлестнул диковинный ящик тремя петлями, на почтовый манер, закрепил свободный конец и выбрал слабину. Все, теперь даже если гравизахват откажет, саркофагу не дано реять и громыхать внутри отсека, словно кубику в погремушке. Кто знает, что там внутри прячется? Еще испортится от тряски, заказчик осерчает… Кому это надо?

Правильно, никому. Войцех предпочитал не злить клиентов без нужды. Да и при нужде старался не злить. Он всего лишь яхтсмен, извозчик. Какое ему дело – что там, внутри?

Никакого. Абсолютно никакого.

Насвистывая, он оттолкнулся от саркофага и пустился в обратный путь, в кабину. Когда Войцех пролетал по твиндеку, «Карандаш» дрогнул – цоофт вели яхту к внешнему шлюзу базы. А когда капитан впорхнул в рубку сквозь иллюминаторы уже лился тускло-багровый свет безымянной звезды-гиганта.

– Эй, хомо! – донеслось по связи. – Счастливого полета!

– Спасибо, – отозвался Войцех. – А вам счастливых исследований…

Но диспетчер-цоофт не услышал слов человека – он уже отключился.

Спустя минуту ожила локальная гравиустановка и забавное, но слегка раздражающее состояние невесомости закончилось. Войцех отстегнулся от кресла и переинитил в драйве диск с курсом.

– Ну, – провозгласил он бодро. – Куда летим на этот раз?

Драйв бесшумно пережевывал данные.

«Амазонка, – сообщил астрогатор. – Двадцать три тысячи двести семнадцать световых лет. От шестидесяти пяти до семидесяти пяти прыжков. Предполагаемый расход горючего – семьдесят шесть процентов.»

– Прилично, – вздохнул Войцех, пробежав взглядом по строчкам, что возникли над пультом. – Четверть диаметра Галактики. Недели две пути, если не больше. И это еще не финиш…

На самом деле его путь не совпадал с основной плоскостью чудовищной спирали. Сейчас Войцех находился изрядно «ниже» главного диска Галактики, толщиной около восьми тысяч светолет. Понятно, что границы диска были весьма условными, но достаточно явными. Подавляющее большинство звезд находилось в пределах диска, и лишь весьма небольшая их часть – вне его. Вне диска было много шаровых звездных скоплений, в одном из которых и дрейфовала исследовательская база цоофт.

Система Амазонки располагалась в пределах диска, но ближе к «верхнему» краю. Вероятно, Войцеху придется прыгать по пологой дуге, огибая галактическое ядро. В сердце ядра и поныне рождаются звезды, там бушуют жесткие излучения и вырываются на свободу потоки раскаленных газов. Даже невероятно надежные суперкрейсеры чужих стараются держаться от ядра подальше. Что же говорить о малютке-«Карандаше»?

Автоматы уже вовсю вычисляли воображаемый пунктир на карте. Естественно, с учетом мизерного изменения массы покоя. Сколько там тянет принятый на борт груз? Тонну, не меньше.

Войцех почувствовал слабое ускорение – почти неощутимое. Астрогатор выводил яхту в стартовую сферу.

– Эх, полетаем! – со внезапным воодушевлением сказал Войцех вслух и, потянувшись, встал из кресла. Ему вдруг захотелось состряпать себе праздничный ужин. Приготовить что-нибудь эдакое… позаковыристей. Убедившись, что автоматика пока не сбоит, Войцех сунул в ухо бусину аварийной связи и пошел на камбуз.

На пороге рубки он обернулся.

– Надеюсь, – обратился он к капитанскому пульту, – хоть некоторое время ваши железные мозги обойдутся без присутствия человека.

Там, где Войцех шел, тотчас загорался теплый желтоватый свет. «Карандаш», утлая скорлупка в безбрежном космосе, давно стал домом для своего капитана, и Войцех вовсе не чувствовал себя неуютно на борту верной яхты. Его не угнетали миллиарды километров пустоты, не угнетала мысль, что свет от ближайшей звезды, около которой сейчас есть люди, доберется сюда только через тысячи лет. Для того, чтобы чувствовать нечто подобное нужно родиться и вырасти на какой-нибудь идиллической планете. Но Войцех родился на точно такой же яхте, только чуть побольше размерами и постаромоднее. Пустота за иллюминаторами, лишь еле-еле разбавленная искорками далеких звезд, причем все время разных, была ему так же привычна, как обитателям планет небо над головой. Он и не мыслил, что вокруг может быть что-нибудь кроме пустоты. Пустота и одиночество – два вечных спутника яхтсмена-извозчика.

И все-таки он был счастлив сознавать, что вся Галактика может в любой момент лечь ему под ноги. Именно поэтому первое, что Войцех сделал, когда купил «Карандаш», это прикрепил над входом в рубку специально заказанную табличку из селентинского хризопраза. С выжженной ансайферами надписью.

“Mobilis in mobile”.

И с этого момента почувствовал себя свободным.

Не потеряв прекрасного настроения, Войцех провозился добрых три часа на камбузе, устроил себе форменный праздник живота, попутно выдув шестую часть винного запаса, оставил приборку на завтра и отправился спать.

«Карандаш» к этому моменту успел совершить две пульсации и просчитывал третью. Отложив исполнение прыжка, Войцех с чистым сердцем побрел в каюту.

Он никогда не оставлял икс-привод активным, если ложился спать. Вероятность сбоя достаточно мала, но она все равно ненулевая. Одно дело, когда капитан бодрствует, пусть даже и возится на кухне. И совсем другое – когда спит. Войцех где-то в самой глубине души очень боялся проснуться, и обнаружить «Карандаш» в мрачной пустоте, где не видно ни одной звезды, в каком-нибудь нулевом измерении, за подкладкой мироздания.

Почему-то казалось, что прыжок в ничто может произойти только когда капитан спит. Только когда живой человек не успеет вовремя вмешаться в работу автоматов. Если же за ними присматривать – ничего страшного не в состоянии случиться.

Суеверие, конечно. Но Войцеху было спокойнее придерживаться суеверия, чем спать при активном икс-приводе.