Пена дней - Борис Виан Страница 7

— Пусть месье меня извинит, но я поступил бы точно также. Месье ведь вполне хорош собой.

— Николя, — сказал Колен, — если я сегодня жевечером не влюблюсь, и притом по— настоящему, я… я начну коллекционироватьсочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.

— Я хотел бы влюбиться, — сказал Колен, — тыхотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Онитакже хотели бы влюбиться…

Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.

— Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне инатянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену,чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь?

Это он обратился к серой мышке с черными усами, котораязабралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самымнезависимым видом оперлась лапками о его край.

— Предположим, — сказал он мышке, присев на крайванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, —что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз… Мышка кивнула.

— Предположим, — а почему бы и нет? — что онпридет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будутАл… нет, Онезимой…

Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление.

— Да, — согласился Колен, — это некрасивоеимя. Но вот ты — мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь?

Он встал.

— Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и… Шикпридет туда наверняка очень рано.

Он облизал палец и поднял его над головой, но тут жеопустил: палец обдало жаром, как в духовке.

— В воздухе носится любовь, — произнесКолен. — Ух, какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, онивстаем, встаете, встают… Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь?

Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Онасамостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец.

— Какая же ты лакомка! — сказал Колен. —Только смотри не испачкай все мылом.

Он прошел к себе в комнату и надел пиджак. «Николя, видимо,ушел… Вот кто, наверное знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльскиедевочки а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислугик философам».

Он притворил за собой дверь. «В левом рукаве подпороласьподкладка… И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты… Что ж, приколочугвоздиком…»

Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающимшлепок по голой заднице… Он вздрогнул.

«Надо думать о другом… Хотя бы о том, что я могу сломатьсебе шею, сбегая с лестницы…»

Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только накаждой третьей ступеньке — Колен в самом деле всегда перепрыгивал через двеступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобыудержать равновесие, схватился за перила.

«И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, тыглуп, он глуп!..» У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, ивытащил из-за ворота злополучный медный прут.

Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя вголое плечо.

«Интересно, что я увижу на этой улице?» Прежде всего онувидел двух землекопов, которые играли в «классики». Брюхо того, что былпотолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но безкреста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет.

Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивыездания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, надней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красоткевоздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстянойковрик, которого терпеть не мог ее муж.

Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов.Вниманье Колена привлекла витрина: «Все для факиров». Он отметил, что за этунеделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат.

Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холодприковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставлялина стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины.

На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и сталпохож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокругнего хоровод, чтобы согреться.

Влюбленные целовались в подворотне.

— Я не хочу их видеть… Я не… Видеть их не хочу… Онименя мучают…

Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне.

Он закрыл глаза и побежал…

Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у негороились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел передсобой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белыеноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку издубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. Вшубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясаливокруг нее.

«Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо».

Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесятидевяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему сталолегче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались огладкий гранит тротуара.

Минут через пять он обнаружил, что находится как раз переддомом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное.

Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потомвзмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел вслед за ними.

Уже в вестибюле до него донесся смутный гул приема, которыйдавали родители Исиды. Лестница делала три спиральных витка, и звуки в этомколодце усиливались, как в цилиндрическом резонаторе виброфона. Коленподнимался вслед за девицами, чуть ли не цепляя носом их высокие каблуки.Укрепленные нейлоновые пятки. Туфельки из тонкой кожи. Точеные щиколотки. Потомчуть съежившиеся швы на чулках, будто длинные-предлинные гусеницы, и мерцающиеямочки в подколенных впадинах. Он задержался и отстал от них еще на двеступеньки. Затем снова начал подниматься. Теперь он видел верхнюю часть чулок утой, что слева, двойной слой шелковой сеточки, вздернутой зажимами подвязок, ив полумраке юбки матовую белизну бедер. Юбка другой девицы, вся в бантовыхскладках, не давала ему возможности насладиться тем же зрелищем, но зато ееобтянутые бобровой шубой бедра двигались куда энергичнее, чем у первой, и междуними то и дело западала интригующая бороздка. Скромность заставила Коленаопустить глаза, он уже не отрывал взгляда от ее ног и вдруг увидел, что ониостановились на третьем этаже.