Московский лабиринт - Олег Кулагин Страница 7

– Татьяна, – укоризненно качнул головой Алан, – сейчас обходятся без драматических эффектов. Я ведь говорил – время героев ушло. Он предал вас. И он будет жить с этим. Спокойно и без мелодраматизма. А вы подумайте, что же такое творится с Россией, если сколько-нибудь организованная оппозиция может существовать здесь лишь на американские деньги?

Я прикусила губу. Как хотелось, чтобы он врал!

Неужели два с лишним года мы были только муравьями, копошившимися под надзором опытных «биологов»? Всё превращалось в ненужную, самоубийственную бессмыслицу…

Я потянулась к чашке механическим движением… Очень хотелось расплакаться… Было бы куда легче, если бы на меня орали. Грозили… Но мне сочувствовали.

Ради чего? Ради чего мы все погибнем?

Взгляд Алана – серьёзен. И слова его падают, будто гири на чашу весов. Тяжёлые и верные:

– Россия – больна. И она может умереть. Если растратит силы в напрасных судорогах. Я не хочу этого. И вы не хотите. – В глазах его – искренность: – Сила любой страны – человеческий потенциал. Чтобы страна жила – лучшие должны спастись. Должны спастись вы, Татьяна. Должны жить и работать те молодые люди, встреча с которыми назначена у вас через пять дней. А они погибнут. Рано или поздно. Если мы с вами им не поможем.

– Какая трогательная забота… И чем же… мы им поможем?

– Для начала поверьте мне.

– Во что я должна верить?

– В то, что им ничего не грозит. Если я найду их раньше, чем некоторые из моих коллег.

– А не проще было обождать эти пять дней? Вы ведь знали о встрече. Могли проследить… И обошлись бы без моей помощи.

– Вы – умная девушка, – улыбнулся Алан, – но о многом и не догадываетесь. К сожалению, я – не всемогущ. Приходится учитывать кое-какие факторы. Вы, наверное, привыкли считать американцев единой враждебной силой. Но они – тоже разные.

– Ниггеры, латиносы… Кто там ещё?

– Кажется, мне удалось вас заинтересовать. Не скрою, в политических кругах Америки преобладает точка зрения, что Россия – лишь устарелое название. И чем скорее исчезнут с лица Земли её остатки, тем полезнее для цивилизованного мира.

– А вы разве думаете иначе?

– Сильная Российская республика – необходимый элемент мировой стабильности. Уже после перехода Дальнего Востока под японский и китайский контроль баланс сил нарушился – явно не в нашу пользу… Если Россия окончательно погрузится в хаос, следующее десятилетие грозит крахом мирового равновесия. И обвалом всей глобальной экономики. Такого кризиса Америка может и не пережить.

– Так вам и надо, – слабо усмехнулась я.

– Если Америка рухнет, Россия от этого не воскреснет, – в его голосе почудился холод. – Даже при огромном желании к тому времени воскрешать уже будет некого и нечего.

– И много таких умных… как вы?

– Пока мы – в меньшинстве. И, к сожалению, наши возможности влиять на реальную политику – ещё ограничены. Скрытая борьба идёт не первый год. В ваших интересах… в интересах России, помочь нам выйти на создателей «Стилета». Это было бы серьёзным аргументом.

– А если я скажу «нет»?

– Тогда я не сумею ничего сделать – ни для вас, ни для этих ребят. Несмотря на всё моё желание.

– Вы заставите их работать на Америку?

– Они же умные люди, Таня, Думаю, они тоже прислушаются к моим доводам. Да, мы воспользуемся их разработками. Но и Россия – тоже. Новая объединённая Россия. Не с лицом генерала Гусакова.

– Гусаков – не главный. Вы знаете…

– На ближайших слушаниях в конгрессе всплывёт вопрос об ответственности всего тульского правительства за террор против населения. В том числе за воронежские события. Поверьте, большинство американцев не одобряют такие методы. Я лично передам собранные мной материалы.

– А Рыжий об этой вашей инициативе не догадывается?

Алан скромно прищурился и погрозил пальцем:

– Татьяна, не забывайте. Я – профессионал.

– Какие гарантии, что вы не врёте?

– То, что я уже сказал, – достаточная гарантия. Такими словами не бросаются.

– Мне надо всё обдумать.

Взгляд его опять стал по-отечески тёплым:

– Я на вас не давлю. Хотя время не наш союзник… Отдыхайте. Утром поговорим. Как говорят русские, утро вечера мудренее.

Он проводил меня до двери. И приказал конвоирам не надевать на меня «браслеты».

– Мне кажется, мы поймём друг друга, Таня…

Пока вели в камеру, ещё раз прокрутила в памяти разговор.

Алан был убедительным. Дьявольски убедительным. И лишь взгляд, последний взгляд Старика, да чувство, будто Алан дёргает за невидимые ниточки, ещё помогали бороться с искушением…

Соберись, Таня, соберись… Нельзя раскисать. Надо рассуждать логически. Как учил Старик…

Алану нужна не только информация. Ему нужна я.

Почему?

Одного из разработчиков «Стилета» я знаю в лицо. И Михалыч знает.

Но вариант с Карпенко сразу отпадает. Ментосканирование и наркотики к нему не применишь – человека в таком возрасте это убьёт. Потому «охранка» и передала Старика Трибуналу – вытрясти из него что-то ценное уже не надеялись.

А вот моих ментограмм вполне хватает…

Я не верю в доброту цээрушников.

Почему бы им меня не выпотрошить? Отследить клиента и выйти на лабораторию…

Нет. Слишком рискованно.

В течение трёх лет президентства Гусакова физикам удавалось прятать «Стилет». Они осторожные. Почуяв опасность, могут уничтожить и прибор, и всю документацию.

Алану надо, чтоб они ничего не заподозрили. Чтобы сами были целыми и невредимыми.

Логика железная.

Но кое-что нелогично. Зачем было устраивать операцию против Подполья? Лишний риск, лишняя вероятность спугнуть физиков… Всего пять дней выждать – и бери нас тёпленькими. Вместе с лабораторией.

Единственное объяснение – наши назначили Главную Акцию на ближайшее время. Без всяких нуль-генераторов, обычными средствами. И у кого-то из СОКовского начальства не выдержали нервы.

Американцы исправляют ошибки тульских подельников? Да, без меня им никак не обойтись…

И Алан не сомневается в успехе. Это читалось в его глазах. Это кольнуло меня в конце разговора.

В такой ситуации люди цепляются даже за призрачную надежду… Он знал, что по-другому не будет. Он уже написал для меня роль в своей пьесе.

Типично американская слабость. Самоуверенность.

Я улыбнулась, представив, какое у него будет лицо. Нет, Алан, выход у меня есть… И не тот, который ты заботливо для меня приготовил.