Самурай - Ирина Оловянная Страница 7

— Угу, — прошептал Гвидо, — я понял, а сейчас?..

— А сейчас — проехали, — твердо заявил Алекс. — А ты во что влип? — обратился он ко мне.

Я вздохнул и начал рассказывать. Умолчал я о заговоре, это не моя тайна, и о Контакте: наплел, что в комме сработал сигнал тревоги, когда его с меня снимали.

Особенно сильно всех развеселило, как я сам следую своему же, только что данному Гвидо, совету.

— В данном случае это не имело значения, — заметил я.

— Но ты же не знал об этом заранее.

— Кто-то очень древний и очень умный, кажется Отто фон Бисмарк, как-то сказал: «Пусть дураки учатся на своих ошибках, я буду учиться на чужих». Гвидо, ты все понял?!

— Да, а кто такой Бисмарк?

Я пустился в объяснения. Лео и Алекс до девятнадцатого века еще не добрались (сейчас оба увлечены Древним Египтом, так же как я когда-то), так что слушали все.

Мы расстались потому, что непобитым членам нашей компании пора было идти на тренировку. Причем Лео мы с Филиппо подбросили на элемобиле прямо к дверям его зала, иначе бы он опоздал.

Вечером мне позвонил Алекс и сообщил, что отец Гвидо на него пожаловался, но, по счастью, обошлось без репрессий, дело в том, что главным и практически единственным грехом Алекса является непобедимая страсть к компьютерному взлому. Его спросили, учил ли он Гвидо взламывать. «Нет», — честно ответил Алекс. Ну а уточнять, что он научил этому Лео, Алекс не стал. Хм, а меня проф даже ни о чем не спросил! А я не только взламываю, я еще взрываю все, что взрывается, угоняю катера и элемобили, убегаю в джунгли и лезу на рожон всеми другими способами, какие только могу придумать. И Гвидо кое-что об этом знает. Может, его отец прав? И что мне теперь делать?

* * *

Что делать? Что делать? В воскресенье везти друзей на природу: девочки решили научить Терезу лазать по скалам. В ближайших окрестностях Палермо можно обойтись и без охранника, тем более на вооруженном до зубов катере. Я посмеялся над галактическими законами, видимость соблюдения которых Этна до сих пор демонстрирует, мне нельзя владеть маленьким бластером: нет еще восемнадцати, но нигде не сказано, что мой Феррари должен быть безоружен. Так что у меня шесть больших военных бластеров, способных пробить бортовую защиту боевого катера, и пятнадцать ракет.

Все войны, кроме гражданской, пока отменяются, а в ней меня почему-то не хотят задействовать, хотя я уже в пятницу объявил профу, что вполне выздоровел, чтобы спокойно работать в Контакте. Мне это не очень-то нравится: эти люди для профа гораздо опаснее каких-нибудь блаженной памяти Трапани. И я ничего не могу с ними сделать?

— Это слишком грязная работа, Энрик, — заметил проф, — радуйся, что она досталась не тебе.

— Какая разница, кому она досталась? Если она грязная, значит, заляпаны все: и тот, кто приказал, и тот, кто сделал, и те, кто ничего не имеет против!

— И даже те, кто ничего не знает?

— Э-э, наверное, нет.

— Невежество — великая сила! — усмехнулся проф.

— Хм, защитная реакция организма на сложные вопросы: я ничего не знаю и, следовательно, ни в чем не виноват, так?

— Ну примерно.

— А те, кто все знает?

— Это каждый решает для себя сам.

— Понятно, люди воюют не потому, что одни плохие, а другие хорошие, а потому, что это в природе человека. Едим же мы мясо, хотя с точки зрения коровы — это преступление. Если, конечно, у коровы есть точка зрения. Значит, я должен решить, что такое моя сторона и при каких условиях она остается моей? Или безо всяких условий?

— Не должен, но можешь. Вряд ли у тебя не будет условий, их нет только у одноклеточных.

— Насколько я помню историю, на Земле это всегда считалось предательством.

— Да, ну и что? Это просто способ заставить солдата стрелять в чужих детей, вместо того чтобы пристрелить того, кто отдал такой приказ.

— М-мм, значит ли это, что мне не придется выбирать между интересами корпорации и моей совестью?

— Сегодня не придется.

— Хм, и при этом работа грязнее, чем прикончить какого-нибудь ничего не подозревающего синьора Джела?

— Ну почему же ничего не подозревающего? Все мы ходим под дамокловым мечом. Знаешь, что это такое?

— Знаю. Так это вы первый нашли и открыли тот исторический сайт и научились пользоваться его содержанием? — догадался я.

— Правильно.

— А почему тогда вы не посоветовали мне?..

— А ты бы последовал этому совету?

— Э-э, нет. Понятно. С глупыми упрямцами именно так и поступают.

— С дьявольски умными упрямцами! — усмехнулся проф. — Сердишься?

— Нет, но мне надо понять, как вы меня к этому подвели. Я сам виноват в том, что мною можно так управлять.

— Полностью независим был только Робинзон Крузо до наступления пятницы, — улыбнулся проф. — Помнится, ему это не слишком нравилось.

— А почему история не держится в глубокой тайне? Даже в военных училищах изучают?

— Помнишь, как ты раскрыл тайну оружейных складов? Сам говорил, темнее всего под фонарем. Тайна — это интересно, ее постараются раскрыть и понять, почему это тайна. А так, причуда сумасшедшего профессора, которой вынуждены потакать. Ведь лейтенант успеет стать полковником, прежде чем знание истории понадобится ему по-настоящему.

— Ясно. И все-таки какая грязная работа? Я должен знать.

— Это все равно не твой профиль. Ну синьор Теодоро Кальтаниссетта еще ничего не сделал, поэтому он просто отправится на Южный континент вместе с семьей, которая и вовсе ни в чем не виновата. С остальными участниками заговора поступят примерно так же. Кроме офицеров СБ.

— Хм, то есть они выбирают между интересами нанимателя и совестью только один раз, при приеме на работу?

— Никто не обязан уважать твое право выбора. Защищай его сам. Если сможешь. А совесть эсбэшников тут, кстати, ни при чем. Только жадность.

— Понял. «Делай что хочешь, но помни, что другие поступают так же». Вы это сказали Васто тогда, в джунглях.

— Если бы я знал, что ты это слышишь…

— То что?

Проф расхохотался:

— Для тебя это и без того руководство к действию. И горынычи тоже делают что хотят.

— Результат плохого воспитания! Ладно, хорошо, что все кончилось именно так, работать на дом Минамото [3]я бы не смог.