Отчаяние - Грег Иган Страница 7

Однако, чтобы воплотить мечту Ландерса о сверхживучей семье, мало ученых. Современное законодательство США (да и большинства других стран) запрещает менять человеческую наследственность, за исключением нескольких десятков оговоренных случаев, «разрешенных починок», направленных против таких болезней, как мышечная дистрофия или кистоз мочевого пузыря. Разумеется, законы можно отменить, хотя ведущий биотехнологический адвокат самого Ландерса настаивал, что изменение четырех оснований и даже перевод нескольких генов в соответствии с этими изменениями не противоречат антиевгеническому духу существующего законодательства. Оно не изменит внешнего вида детей (роста, телосложения, пигментации). Не повлияет на их IQ или на характер. Когда я сказал, что они не смогут иметь потомства (кроме как друг от друга), он занял интересную позицию: мол, не вина Неда Ландерса, если дети других людей не смогут иметь потомства от его детей. В конце концов, не бывает бесплодных людей – только бесплодные пары.

Его коллега из Колумбийского университета заявил, что все это – чушь собачья: заменять целые хромосомы, как бы это ни сказалось на фенотипе, совершенно противозаконно. Другой эксперт, из Вашингтонского университета, не был так уверен. Будь у меня время, я бы, наверное, собрал сотни фразочек крупнейших юристов, со всеми возможными оттенками мнений.

Я поговорил со многими критиками Ландерса, в том числе с Джейн Саммерс, внештатным биотехнологическим консультантом из Сан-Франциско, заметной деятельницей движения «Молекулярные биологи за социальную ответственность». Шесть месяцев назад она опубликовала в открытом сетевом журнале МБСО, который мой компьютер исправно мониторит, статью, где утверждала, что, по ее данным, несколько тысяч богатых людей в США и других странах переводят свои ДНК, один клеточный тип за другим. У нее выходило, что Нед Ландерс – просто единственный, кто объявил об этом вслух, чтобы представить себя этаким одиноким чудаком, чуть ли не Дон Кихотом. Если бы об исследованиях стало известно вне связи с конкретным человеком, публика бы обезумела: поди угадай, сколько их, безымянных богачей, намерено расплеваться с биосферой. А так все открыто, и все сводится к безобидному Неду Ландерсу, значит, бояться нечего.

Это звучало правдоподобно, однако Саммерс меня разочаровала. Она нехотя дала координаты своего «источника», который якобы переводил гены совершенно другого заказчика; однако «источник» отрицал все. Когда я попросил еще наводок, Саммерс начала юлить. То ли у нее нет ничего существенного, то ли она уже сговорилась с другим журналистом. Я бесился, но поделать ничего не мог – не было ни денег, ни времени на самостоятельное расследование. Если и существует тайный заговор генетических сепаратистов, мне придется, как прочим смертным, читать эксклюзивный материал в «Вашингтон пост».

Я закончил сборной солянкой из других комментаторов – биоэтиков, генетиков, социологов, – которые отметали все тревоги. «Мистер Ландерс имеет право жить как ему угодно и растить детей, как считает нужным. Мы не преследуем амишей за близкородственные браки, странные технологии, стремление к независимости. Зачем же преследовать его за такие же, в сущности, „преступления"?»

Готовый вариант занимал восемнадцать минут. В передаче будет время только для двенадцати. Я безжалостно укорачивал, слеплял, упрощал, стараясь работать профессионально, но не переживая, что какие-то подробности выпадут. Цель передачи ЗРИнет – привлечь общественное внимание, вызвать отклик в более традиционных средствах массовой информации. «Мусорная ДНК» будет транслироваться в одиннадцать вечера в среду; большинство пользователей посмотрят более полную интерактивную версию в удобное для них время. У нее и костяк немного длиннее, и есть возможность обратиться к другим источникам: ко всем научным статьям, которые я читал при подготовке фильма (и ко всем статьям, на которые они, в свою очередь, ссылаются), к упоминаниям о Ландерсе в других средствах массовой информации (включая статью-предупреждение Джейн Саммерс), к действующим американскому и международному законодательствам по данному вопросу, а оттуда при желании можно проникнуть в дебри судебных прецедентов.

Вечером пятого дня – в точности по графику, повод себя поздравить – я повычистил последних вошек и в последний раз прокрутил весь фрагмент. Я старался отрешиться от съемок, от собственных предубеждений, смотреть глазами рядового пользователя ЗРИнет, который ничего об этом прежде не знал, только видел рекламу самого фильма.

Ландерс вышел на удивление трогательным – я-то думал, что был с ним куда суровее. Мне казалось, я дал ему полную возможность вывернуть на людях все свои бредовые амбиции. А он получился скорее добродушным, чем надутым и чванным, даже шуточки отпускает. Питаться автомобильными покрышками? Впрыскивать себе ВИЧ? Я смотрел, не веря своим глазам. Что это – сознательная ирония, которой я прежде не замечал, или нормальный человек просто не в состоянии принять всерьез то, что Ландерс несет?

Что, если Саммерс права? Что, если это всего лишь прикрытие, отвлекающий маневр, клоун-виртуоз? Что, если тысячи богатейших людей планеты вознамерились обеспечить себе и своим потомкам полную генетическую изоляцию, полный вирусный иммунитет?

А если это правда, то стоит ли сильно переживать? Богатые всегда так или иначе ограждали себя от черни. Уровень загрязнения среды будет снижаться, независимо от того, исчезнет потребность в чистом воздухе благодаря водорослям-симбионтам или нет. А всякий, кто последует за Ландерсом, – невеликая потеря для человеческого генофонда.

Оставался один маленький вопрос, и я старался особо им не задаваться.

Абсолютный вирусный иммунитет… против чего?

«Дельфийские биосистемы» проявили чудеса щедрости. Они не только выделили мне своих представителей по связям с общественностью (в десять раз больше, чем я мог бы при всем желании опросить), но и завалили меня дисками с соблазнительнейшей микрографикой и обалденной анимацией. Блоксхемы программ для имплантов «Охраны здоровья» подавались в виде нарисованных аэрографом фантастических хромированных машин: смоляно-черные конвейеры везут серебристые катышки «данных» от подпроцесса к подпроцессу. Молекулярные схемы взаимодействия белков перемежались дивными – и совершенно даровыми – картами электронной плотности; голубые и розовые призрачные облачка сливались и таяли, превращая скромные химические свадьбы в микро-космические грезы. Я мог бы положить их на Вагнера (или Блейка) и впарить сторонникам «Мистического возрождения» – пусть смотрят всякий раз, как захотят войти в транс.

Тем не менее я переворошил всю кучу и, как оказалось, не зря. Между всей этой технопорнухой и психоделическим наукообразием обнаружилось кое-что действительно ценное.

Импланты «Охраны здоровья» используют последние программируемые схемы-анализаторы: набор белков на кремниевом основании, примерно как в домашнем фармаблоке, только они не синтезируют молекулы, а считают. Предыдущие поколения схем включали множество высокоспециализированных антител, Y-образных протеинов, расположенных на полупроводнике шахматными квадратами, – этакое лоскутное многополье. Когда молекула холестерина, или инсулина, или какого-то другого вещества попадает на нужный участок и натыкается на свое антитело, емкостное сопротивление чуть заметно меняется и фиксируется микропроцессором. На достаточном временном отрезке из случайных столкновений вырисовывается общая картина, содержание каждого вещества в крови.