Блуждающий разум - Алексей Калугин Страница 7

Но то, что должно было стать величайшим даром, в нашем безумном мире становится безмерным проклятием. Всего лишь один активный ген ставит альтеров в мире людей вне закона. С точки зрения извращенной человеческой логики есть плоть других живых существ – это нормально, а вот пить кровь – это уже преступление. Хотя даже кровяную колбасу никто вроде бы не запрещал. Жевать – можно, пить – нельзя. И мне почему-то кажется, что это правило появилось задолго до сказок о вампирах. Быть может, причина в том, что самим фактом своего существования альтеры подрывали в людях веру в их собственную исключительность?..

Разные мысли приходят в голову, когда читаешь книги. И чем больше читаешь, тем интереснее мысли. А я очень люблю читать. Если бы у меня не было других дел, я бы читал целыми днями. Лишь временами делая паузы для того, чтобы поесть, принять душ или прогуляться по окружающему мой дом заснеженному парку. Гулять мне тоже нравится, но все же меньше, чем читать. Было бы просто замечательно, если бы удавалось совместить оба эти занятия. Но, сколько я ни пробовал, ничего не получается. Все время одно из двух дел непременно отходит на второй план. Либо читаешь и не помнишь, что прочел, либо погружаешься в водоворот слов и уже не замечаешь, где находишься. В общем, я решил, что не стоит путать одно с другим. В конце концов, у меня ведь бездна времени. Столько, сколько никогда не было и никогда не будет ни у одного человека и ни у одного другого альтера. Когда-нибудь я, наверное, захочу попутешествовать. Чтобы воочию увидеть все те места, про которые я пока только читаю в книгах. Но это будет позже. Когда мир будет принадлежать мне. Пока же я развлекаюсь тем, что пробую различные блюда, которые упоминаются в книгах, которые я читаю.

Если вы считаете, что один человек не в состоянии покорить целый мир, вспомните историю Иисуса из Назарета. Что бы было, если бы он не позволил распять себя?.. У вас сразу же закрадывается мысль, а не был ли Иисус альтером? Разочарую вас – нет. Иисус не был альтером потому, что его вообще не было. Ни в Назарете, ни в Иерусалиме. Нигде и никогда. Это вымышленный литературный персонаж. Но если бы эта история произошла на самом деле, то можно не сомневаться, что Иисус был бы альтером.

Сейчас я живу в подмосковном поместье, кажется, восемнадцатого века. Трехэтажный дом с широким крыльцом, охватывающий парк двумя крыльями, отремонтирован, отреставрирован и содержится в идеальном порядке. За парком присматривает профессиональный садовник. Или, как сейчас принято говорить, ландшафтный дизайнер. Это мужчина пятидесяти двух лет, высокий, статный, но с выступающим брюшком, что сразу же выдает в нем любителя хорошего пива. Что мне в нем больше всего нравится – он всегда сосредоточен и молчалив. Он занят только своим делом – и его не интересует то, что происходит вокруг. Зимой работы в парке немного, но по весне в помощь ему будут наняты еще двое или трое садовников.

Не знаю, кому принадлежало это поместье прежде. Мне это неинтересно. Но всего лишь несколько недель назад в поместье размещался так называемый пансионат номер сорок пять, служивший местом заключения группы альтеров. Среди которых был и я.

О годах, проведенных в пансионате, не хочется даже вспоминать. Да и зачем, если все это осталось в прошлом. А впереди у меня столько всего, что даже подумать страшно. Впрочем, это только так говорится, что страшно. На самом деле открывающиеся перспективы приводят меня в восторг, сравнимый разве что с тем, что накатывает, когда выпьешь пару полулитровых гемаконов крови кразу. А страшно должно быть тем, кто попытается встать у меня на пути. Я никому не желаю зла. Но и не подумаю щадить тех, кто попытается мне помешать.

Если прежде я жил в подвале, в крошечной комнатенке без окон, со стенами, обитыми войлоком, и с запертой на замок дверью, то теперь я перебрался на второй этаж. В моем распоряжении две просторные комнаты в центральной части здания слева от парадной лестницы, с огромными окнами, выходящими в парк. В одной – спальня, в другой – кабинет. Мне больше и не надо. После двадцати лет в одиночной камере большие пространства не то чтобы пугают, скорее кажутся совершенно неуместными. Как огромный букет срезанных цветов, с трудом втиснутый в вазу с узким горлом.

Помимо доктора Карцева, в доме появились два человека из обслуживающего персонала. Оба мужчины тридцати с небольшим лет, с невозмутимыми лицами и армейской выправкой, которую не могут скрыть даже мешковатые серые костюмы, в которые их нарядили. Прежде присматривающих за нами охранников называли санитарами. Теперь они стали служащими. Они убираются в моих комнатах, доставляют еду и книги, которые я заказывал, и выполняют разные мелкие поручения. Оба они спокойны, корректны, молчаливы и исполнительны. Имен своих они не назвали. Поэтому одного из них, с жиденькими светлыми волосами, гладко зачесанными назад, я назвал Дживзом. Другого, с густыми черными волосами, расчесанными на косой пробор и уложенными так аккуратно, будто он только что вышел из салона, со щеками и подбородком, чуть синеватыми от щетины, проступающей даже на гладко выбритом лице – такое бывает только у натуральных, жгучих брюнетов с очень светлой кожей, – я назвал Арчи. Почему Дживз – понятно. А Арчи – честно говоря, и сам не знаю. Просто мне показалось что это имя ему подходит. Самим же служащим абсолютно все равно, как я к ним обращаюсь.

Доктору Карцеву очень хочется улизнуть из дома. Он меня боится и даже не пытается это скрывать. Но, помня наш первый разговор после моего возвращения, он еще больше боится разочаровать меня. А потому он старается быть столь же предупредительным и исполнительным, как Дживз и Арчи, вместе взятые.

Я заглянул в память Виктора Карцева, надеясь найти там информацию о тех якобы могущественных людях, которым принадлежит особняк, в котором я живу, и которые, разумеется, очень хотят со мной пообщаться. Но Карцев и сам мало что о них знает. Поэтому я даже не стал пытаться выловить что-либо из той каши, что творилась у него в данном разделе памяти. Зато я узнал, ради чего отлавливают альтеров и держат их потом в закрытых пансионатах. Прав был Соломон Шток – нас используют как дойных коров. Им нужна наша кровь, которая служит лекарством едва ли не от всех существующих болезней. Вот только в аптеке это лекарство не купишь. М-сыворотку невозможно достать ни за какие деньги. Ее получают только избранные – участники проекта «Вечность». Этого Карцев уже не знал, но об этом рассказывал кто-то из людей Штока, когда я находился в поселке вольных альтеров. Признаться, меня удивило то, что люди Штока знали о проекте «Вечность» значительно больше того, что было известно доктору Карцеву, который на него работал. Право же, извращенная система.

Если без обиняков, то от Виктора Карцева не было никакой пользы. Он передал информацию о моем возвращении и продиктовал мои требования, которые, вопреки его сомнениям, были приняты и незамедлительно удовлетворены. Причем даже в более полном объеме, чем я обозначил. Так, например, о Дживзе и Арчи я не просил. Но, признаюсь, их молчаливое присутствие, а самое главное, их ненавязчивая готовность в любую секунду прийти на помощь были мне приятны. Доктора Карцева можно было со спокойной совестью выставить за дверь. Проку от него было не больше, чем от пыли под кроватью. Но я испытывал к нему какую-то по-человечески глупую, сентиментальную привязанность. Еще с тех времен, когда он был главным врачом пансионата номер сорок пять, а я – его пациентом. Мне было жалко расставаться с ним, как жалко бывает выбросить какую-нибудь старую, ненужную вещицу. Кроме всего прочего, временами он был забавен. И, главное, я был абсолютно уверен, что он никогда меня не предаст. Он помнил меня еще забитым, едва не выжившим из ума альтером. И те перемены, что произошли во мне всего за месяц, вселяли в него едва ли не мистический трепет. Для него, атеиста, я был больше чем богом. Я был Мастером!