Круиз - Генрих Аванесов Страница 7

Театр размещался в полуподвальном помещении здания. В небольшом фойе, куда вскоре набилось около сотни человек, стены были завешаны фотографиями сцен из спектаклей театра, а в углу притулилась стойка бара. Многие уже держали в руках стаканы и фужеры с напитками. Над стойкой висело объявление: цены указаны в YE, 1 У.Е. = 50 руб. «Не слабо, – подумал про себя Вениамин, – работают на опережение». Еще пару дней назад один доллар стоил шесть рублей. Сколько он стоил сегодня на самом деле, не знал никто.

Фотографии на стенах были очень яркие, но ничего не говорили непосвященному. На подписях к ним преобладало слово «дух», что понимания не добавляло. О каком духе шла речь, написано не было нигде, а Виктор, глядя на друга, молчал и слегка улыбался – не то смущенно, не то насмешливо.

Вениамин пробрался к стойке и, протянув бармену пятьдесят долларов, получил за это два стакана минеральной воды. Примерно такими же купюрами, как он заметил, расплачивались и остальные гости. Сдачи давать здесь, видимо, было не принято. Вот так, потягивая из стаканов воду и приглядываясь к публике, друзья и простояли молча до тех пор, пока не раздался первый звонок и зрители не потянулись в зрительный зал. Все в нем было очень просто и вместе с тем необычно. Полукруглая сцена без занавеса примыкала к середине длинной стороны зала. Соответственно – полукругом были расставлены ряды кресел, похожих на авиационные. Декорации на сцене тоже были простыми: обычный обеденный стол, стул около него, несколько штабелей разноцветных коробок из-под обуви. На стене в центре сцены была прикреплена пластиковая двустворчатая оконная рама. Слева от сцены стоял электромузыкальный инструмент, справа – еще какой-то ящик с многочисленными кнопками, ручками и рычажками.

Погас свет, и действие началось. Заиграла тихая и какая-то уж очень скромная музыка, за окном начался восход солнца, а перед ним появилась мужская фигура в черном трико. Подсвечиваемая прерывистым светом прожектора фигура начала танец, из которого зрителям были видны лишь отдельные его фазы. Общепринятый театральный прием. Вениамину вдруг ужасно захотелось поскорее уйти отсюда. Он оглянулся по сторонам и понял, что для этого необходимо поднять на ноги половину зрителей. Пришлось остаться. Невольно прислушиваясь и приглядываясь к происходящему на сцене, он заметил, что музыкальный и световой ритмы не совпадают между собой, а плавно покачиваются друг относительно друга. Подумалось, черт возьми, не могли настроить все как следует, но неожиданно почувствовал, что сцена, да и сам зрительный зал, начали раскачиваться, причем, все сильнее и сильнее. Потом сцена исчезла. Вместо нее открылся туманный горизонт – манящий и недоступный. Хотелось протянуть руку к нему, притронуться, но ощущение невозможности сковывало свободу действий, заставляло вцепиться в стул, закрыть глаза.

Когда Вениамин снова открыл глаза, действие уже закончилось. В зале зажегся свет, публика ожесточенно хлопала в ладоши. Никто не поднимался с места, и Вениамин раскрыл взятую при входе в зал программку, которая все это время была в его руках. На титульном листе крупными буквами, без каких-либо украшений было написано: театр Духа. Сегодняшний спектакль назывался «Дух времени, в двух частях: Время стоит и Время бежит». Имя актера, выступавшего в первой части, Вениамину ни о чем не говорило. Исполнителем второй части была Наталья. Далее шел репертуар театра: Дух леса, Дух моря, Дух реки. Была здесь и явно патриотическая тема: русский Дух, Дух отчизны, Дух предков и так далее.

До Вениамина постепенно стало доходить, что театр достигает своих эффектов, влияя ритмами музыки и света на альфа ритмы головного мозга зрителей, а также с помощью специальных кресел, способных воспроизводить реальное движение. Без Гоши Грума здесь обойтись не могло. Действительно, присмотревшись внимательней, Вениамин обнаружил его нелепую фигуру, расположившуюся на полу, перед ящиком с кнопками.

– Ну, что же, – подумал Вениамин, – почему бы и не использовать плодотворную дебютную идею в мирных целях. Все понятно, публика ищет новых ощущений.

Свет снова погас. Теперь на сцене появилась Наталья. Она не танцевала, а, блеснув молодой задорной улыбкой, начала причесываться, а потом примерять и надевать поверх имеющейся разные одежды, которые брала со стола. Ее движения были столь плавны, что не казались прерывистыми даже из-за пульсирующей подсветки прожектором. Зато за окном бушевало пламя.

Вениамин почувствовал, что его стул сначала закачался, а потом начал двигаться вперед со все большим ускорением, как в самолете, набирающем скорость при взлете. И взлет состоялся, но теперь на горизонте появилась цель. Она быстро приближалась. Еще секунда, и цель достигнута. Мощная вспышка света обозначила финал. Наталья, вся в черном, стояла на сцене, слегка согнувшись в поясе. Зал ахнул. Со сцены в зал мутным взором смотрела древняя старуха. Под бурные аплодисменты она поклонилась зрителям, приняв из их рук несколько букетов, и выпрямилась. Зал перешел к овациям. Теперь Наталья снова была молодой. Черные одежды куда-то сгинули.

Вениамин глянул на часы: оба действия, показавшиеся ему очень короткими, на самом деле продолжались уже чуть более двух часов!

Из зрительного зала народ снова переместился в фойе. Кто-то уходил, но вместо них появлялись новые лица, так что общее число гостей не уменьшалось. Снова заработал буфет. В фойе появились журналисты, а в зрительном зале стали накрывать столы, готовя поздний ужин. Скарлет раздавала автографы и интервью. Давали интервью и гости.

– Завтра все это появится в газетах! – пробегая мимо, шепнула Вениамину Скарлет.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Вениамин собрался было уходить, но его взял за пуговицу солидный седовласый мужчина, отрекомендовавшийся театральным критиком. Его интересовала реакция на спектакль рядового российского бизнесмена. Чтобы не навредить друзьям, Вениамин постарался расхвалить увиденное, но чувствовал неискренность собственных слов. Когда же ему, наконец, удалось оторваться от назойливого господина и попытаться собраться с мыслями, он понял: действо напоминало ему театр Колумба из незабвенных «12 стульев».

Так закончился для Вениамина знаменательный всем россиянам день дефолта.

Конец октября в курортной части Кипра – тихое и спокойное время. По приморской улице одиноко бредут, поддерживая друг друга, пожилые пары. Изредка появляются семьи или мамаши с маленькими детьми. Кто-то бродит по улице в одиночку. Бесчисленные рестораны и ресторанчики либо закрываются, либо сокращают свой персонал до минимума. У входа в один из них, прислонившись к крыльцу, стоит молодой человек, одетый, как почти все официанты здесь, в белую рубашку и черные брюки. Ему скучно. В мыслях он далеко-далеко отсюда, но в ожидании клиентов не перестает следить за улицей, провожая глазами редкие проносящиеся мимо автомобили.

Крыльцо ресторана обращено к морю, но его гладь видна отсюда только при резких порывах ветра, пригибающих к земле кроны деревьев. Молодой человек неравнодушен к морю. Все его детские мечты связаны с ним и с великими предками, заложившими основы средиземноморской цивилизации. Надо же было ему так поздно родиться, когда все географические открытия уже сделаны, а мир поделен. Разве он когда-нибудь мечтал о карьере официанта или даже владельца ресторана? Нет. Конечно, официант – очень уважаемая и тонкая профессия. «Хороший официант должен прекрасно знать и понимать людей. Должен уметь по внешнему виду клиента и нескольким сказанным им словам разобраться в его психологии, найти ключ к нему. Тогда клиент твой. Ты его ублажаешь, а он за это хорошо платит». – Так учил его дед. Сейчас он выходит только к особенно уважаемым гостям. А так все больше сидит в холодке у входа на кухню, пыхтит трубкой да присматривает за поваром и официантами. Говорит, что его время прошло, а мое еще не наступило.