Драконоборец. Том 2 - Илья Крымов Страница 7

Серый магистр крутанул посох и устремил его слепцу в грудь, но удар был отражен резким взмахом меча. Завязался поединок. Оружие Тобиуса описывало один круг за другим, безошибочно отражая атаки меча, кололо в ответ и сыпало тяжелыми ударами. Маг ни на мгновение не останавливался, находясь в движении и плетя узор боя, при этом все заметнее тесня мечника. Наконец Тобиус улучил момент, чтобы использовать едва заметную брешь в обороне врага, и ужалил его острием в грудь, пробив доспехи. Слепец скрипнул зубами и в два прыжка разорвал дистанцию.

– А ты еще интереснее, чем мне говорили, Тобиус Моль.

– Впервые слышу это имя, – ответил Тобиус, стараясь унять бешено колотившееся сердце и разрывающиеся легкие. Он взвинтил темп до предела своих нынешних возможностей, мышцы и сухожилия горели, по лицу градом катил горячий пот.

– Ладно, игры кончились. Мне приказано доставить тебя живьем, но про полное здравие никто не упоминал.

Слепец обнажил второй меч и ринулся в атаку. Через несколько мгновений оборона волшебника была прорвана и в горло врезался кулак – не настоящий, а серебряное навершие одного из клинков. Боль ослепительной вспышкой поразила мозг, и Тобиус успел понять, что падает. Летя на грязную улицу спиной вперед, выдыхая сдавленный стон, маг с отстраненным удивлением наблюдал, как сзади на врага налетает Вилезий Вильтгрин. Брусчатка ударила волшебника в затылок, и спасительная темнота поглотила Тобиуса, как уже не раз бывало в его переполненной сражениями жизни.

Все мы никто, и вся наша жизнь ни к чему не ведет, все наши деяния будут забыты, а все наши труды обратятся прахом под ударами неумолимого тока времени. Сияющее величие наших успехов померкнет на фоне катастрофических последствий нашей гордыни.

Тобиус понял, что мысли эти, в коих только что захлебывался его разум, не принадлежали ему, но могли бы принадлежать кому-то другому, жившему тысячи лет назад и строившему золотую эпоху чаротворчества. Эти мысли могли бы появиться в уме древнего и могущественного мага, увидь он то, что окружало Тобиуса.

Когда-то Абсалодриум Раздвоенный был жемчужиной всего магического мира, городом, а вернее, двумя великими городами, построенными по разные стороны от Хребта. Два города, два брата-близнеца, зеркальные отражения друг друга, соединенные невероятным порталом. На протяжении более двадцати семи веков Абсалодриум Раздвоенный воплощал немеркнущее великолепие магии, неописуемо огромные и величественные города, украшенные садами и дворцами, населенные разумными существами тысяч разных видов.

Ныне этот город был мертв, а путь в него преграждали войска Святого Престола, дабы никто не тревожил покой колыбели древнего мира.

Волшебник не сомневался, что видит именно Абсалодриум, хотя никогда не бывал в нем наяву. Лишь один раз много лет назад, пораженный дротиком с неизвестным токсином, он узрел в наркотическом видении цитадель великой магии времен рассвета. По убеждению серого магистра, то был бред.

Опираясь на посох, магистр двигался к обители Джассара – башне высотой не менее полутора сотен ярусов, некогда увенчанной хрустальным шпилем. Статуи драконов, украшавшие ее стены, безмолвно взирали на мертвый город.

Попав внутрь башни, Тобиус остановился, чтобы окинуть взглядом монументальный барельеф напротив входа. Его волшебник видел и прежде, но не в полный размер, потому что воссоздать этот труд полностью не брался еще никто. Он назывался «Слава Джассара».

В центре композиции находился Маг Магов, державший большую книгу в одной руке и посох – в другой. Он стоял у основания раздвоенного дерева, чьи бесчисленные ветви переплетались над его головой. Этот знак считался сакральным, ибо дерево воплощало две изначальные магические школы, созданные Джассаром: Материю и Энергию, из коих позже, словно ветви, произросли десятки и сотни прочих. Окружали великого мага его бесчисленные ученики, выходцы из множества разумных видов, населявших Валемар. Некоторые виды уже вымерли. А кроме учеников были и слуги, многочисленные духи, демоны, чудовища, големы и искусственно созданные существа, подвластные воле Абсалона. По краям рельефа во весь свой исполинский рост стояли почтительно склонившиеся амирамы, непостижимые, самые таинственные и могущественные порождения магии, которые подчинялись лишь Джассару.

Путь Тобиуса лежал на вершину башни, по заброшенным лестницам, залам и переходам, туда, где когда-то жил и откуда правил миром Абсалон. Очень долгий путь, но не тяжелый для того, кто шел сквозь сон. Последняя винтовая лестница осталась позади, и он вновь оказался в огромном продолговатом зале… разоренном и покинутом. Над лестницей в стенной нише возвышалась еще одна статуя Джассара, как и в прошлый раз; осталось также гигантское зеркало в противоположном конце да огромный стол, больше походивший на подиум. И все.

Маг двинулся к столу, задержавшись лишь напротив выхода на балкон, с которого можно было увидеть Драконий Хребет. Больше всего Тобиуса интересовало зеркало, что находилось позади стола, самое большое из когда-либо виденных им, вмурованное в стену и лишенное рамы. В прошлый раз рама была, громадная и сложная, исполненная в виде пары нагих исполинов, совершенно прекрасных, но лишенных корней мужского и женского начала, – собственно амирамов. Тобиус хотел приблизиться к потускневшей поверхности, но остановился, заметив на краешке стола разложенную доску для игры в раджамауту и несколько фигур на ней. Часть войск еще находилась на доске, другая часть – пала в битве и валялась за полем боя. Рядом лежало большое черное перо, как будто гусиное. Волшебник протянул руку, чтобы коснуться белого махараджи, но остановился, когда отовсюду полился шепот:

– Ты ли начинал эту партию? Тебе ли ее заканчивать?

– Нет и нет. Но тебе, кажется, так скучно, что ты начал играть с самим собой.

– Как ты смеешь говорить со мной так?

– А как мне с тобой говорить? Обычно все наши беседы сводятся к тому, что ты требуешь, а я посылаю тебя к сучьей матери… сколько уже лет? Десять? Даже кошмары могут стать рутиной.

– Я не играю сам с собой, – ответил шепот, и Тобиус уловил в нем то ли обиду, то ли ехидство, – в твоей голове, волшебник, есть с кем поговорить.

– Как… мило. Намекаешь, что кроме тебя у меня есть еще один попутчик?

– Не желаю говорить об этом. Желаю говорить о другом. Мне не нравится, когда кто-то покушается на мое.

– Что?

– Мое, – упрямо повторил Шепчущий.

Маг скосил глаза на доску.

– Ревнуешь?

– Я не делюсь тем, что мое. Ни с кем. Не с мелким ничтожным демоном.

– Как трогательно, ты заботишься обо мне!

– Моя добыча… я предлагаю тебе безграничную власть. Такую, какая была лишь у создателя этих стен. Но ты отказываешься. Почему?

– Надоело. – Волшебник поднял одну из «погибших» фигур и покрутил ее в пальцах. – Надоело повторять тебе одно и то же. Сгинь.

– Этому не бывать… Маг Магов думал, что смог оградить от меня мир, но ошибался. Его уж нет давно, а я есть и буду. До скончания этого мира. А знаешь почему? Потому что ненависть вечна. Прими ее. Прими меня и сокруши твоих врагов. Если ты откроешь мне свое сердце, я отыщу для тебя Шивариуса, и мы вместе убьем его.