Древо возможного и другие истории - Бернард Вербер Страница 7

Улицы узкие и извилистые. Пьеру кажется, что он попал в нескончаемый зловонный лабиринт.

Лавки кожевников добавляют новых едких запахов.

Пьер думает о том, что у XXI века есть не только недостатки. Он идет дальше, улица становится шире и выводит к виселице на Соколиной горе. Наконец-то известное место. Наконец-то он чувствует себя туристом. На телах повешенных сидят вороны. Там, где на землю пролилось семя казненных, растут мандрагоры. Значит, легенда не врет.

Маленьким цифровым фотоаппаратом Пьер делает несколько снимков, его друзья будут поражены.

Он направляет свои стопы туда, где, как ему кажется, должен быть центр города, и обнаруживает несколько памятников и исторических мест: каре Тампля, двор Чудес. Пьер переполнен образами и звуками эпохи. Поездка становится занимательнее. Если бы не одуряющий запах, экскурсия была бы почти приятной. Он заходит в таверну выпить кружку ячменного пива, терпкого и теплого, сожалея о том, что холодильников еще не существует. Затем продолжает прогулку, подыскивая постоялый двор для ночлега.

И теряется на какой-то улочке. Мух вокруг него становится все больше. Он видит, что их привлекают не только человеческие испражнения и мусор, но и трупы. «Тупик Душегубов» — гласит надпись на стене, и как раз под ней покоится тело без признаков жизни, с перерезанным горлом.

— Позовите стражу! — кричит Пьер прохожим.

Какой-то человек отвечает ему неразборчивой фразой. Народный старофранцузский, без сомнения. К счастью, Пьер предвидел, что язык этого времени будет не слишком понятен. Имплантированный в ухо протез-переводчик приходит ему на помощь.

— В чем дело, ты чего? — оказывается, спрашивает прохожий.

Протез-толмач подсказывает Пьеру слова: «Нужно сообщить в полицию». Тут собеседник Пьера замахивается дубиной и точно рассчитанным ударом оглушает туриста. Теряя сознание, Пьер успевает увидеть, как прохожий удирает с его кожаной сумкой.

Пьер приходит в себя, когда какая-то девушка накладывает ему жгут. Острым ножом она ранит его прежде, чем он успевает ей помешать; из раны хлещет кровь.

— Что вы делаете, несчастная?

Девушка пожимает плечами.

— Кровопускание, конечно. Вам стало плохо, я притащила вас к себе, а вы на меня кричите в благодарность!

Она хохочет, потом хватает влажное полотенце и вытирает ему лоб.

— Лежите спокойно, вас еще лихорадит. Не нужно было драться на улице.

Пьер потирает себе голову… вспоминает, что на него напали в тупике Душегубов… И украли сумку с прибором, который должен помочь ему вернуться в свое время!

Он совершенно подавлен, он понимает, что навсегда остался узником прошлого.

Пьер медленно поднимает глаза на свою спасительницу. Девушка молода, грациозна и не лишена известного очарования. Но одно сильно смущает Пьера. От нее пахнет, как в зверинце. Она, видимо, не мылась с самого рождения.

— Что такое? — спрашивает барышня.

Еще того хуже, когда она говорит. Из ее рта несет гнилью, а вид черных зубов ужасен. Она, несомненно, не знакома ни с зубной пастой, ни с дантистами, может быть, лишь с зубодерами. Скорее всего она ни разу в жизни не чистила зубы.

— У вас нет аспирина? — спрашивает Пьер.

— Чего?

— Ой, извините, я хотел сказать, отвара коры плакучей ивы.

Девушка сдвигает брови.

— Вы знаете лекарственные травы?

Она настораживается и разглядывает Пьера так, словно уже жалеет, что спасла его.

— Вы случайно не колдун?

— Нет, вовсе нет.

— Во всяком случае, вы очень странный, — замечает она, нахмурившись.

— Меня зовут Пьер. А вас?

— Петронилла. Я дочка сапожника.

— Спасибо за то, что спасли меня, Петронилла, — говорит он.

— Ох, наконец-то немного благодарности. Я вам приготовила гоголь-моголь, господин странный странник, всему удивляющийся и сам удивляющий.

Она приносит ему неаппетитный желтовато-белый отвар с плавающими в нем кусочками хлеба и репы. Пьер проглатывает жирную жидкость, ему хватает ума не просить ни чая, ни кофе.

— Можно подумать, что, с тех пор как вы пришли в себя, вы не в себе, — продолжает девушка.

— Понимаете, я приехал из провинции, где люди помешаны на банях и…

— Бани? Парильни, вы хотите сказать?

Она объясняет Пьеру, что эти места телесных омовений давно превратились в места разврата. Более того, ученые установили, что от горячей воды кожа трескается и организм отдан на волю всем заразным ветрам, и подозревают, что пресловутые парильни — рассадники чумы.

«Видимо, эти заведения вызывают недовольство Церкви», — думает Пьер.

Слова Петрониллы подтверждают его догадку:

— Господин кюре запрещает нам посещать парильни. Он говорит, что добрым христианам нечего делать в местах, где жарко и влажно, словно в аду.

«Забавно будет по возвращении написать диссертацию о гигиене в XVII веке», — приходит в голову Пьеру.

— Ну, хватит разговоров, отдыхайте, — приказывает девушка.

Будит его караул, пришедший арестовать его. Петронилла донесла на него. Пьера обвиняют в колдовстве, торжественно препровождают в тюрьму и бросают в застенок, где уже сидят двое заключенных.

— За что вы сюда попали?

— За колдовство.

— А вы?

— За колдовство.

— Все за колдовство?

Пьер замечает предмет, выглядывающий из-под жилета одного из сокамерников.

— У вас есть фотоаппарат!

— А что, вы знакомы с фотографией? — восклицает тот.

— Конечно, я из XXI века. А вы?

— Тоже.

Пьеру становится легче.

— Я в отпуске, — рассказывает он. — Мне не повезло. Сначала я пострадал от ловкой руки, потом от святого креста. И вот теперь попал сюда.

— Мы все здесь туристы по прошлому! — замечает третий пленник.

— Да, и они принимают нас за колдунов.

Откуда-то доносятся жуткие вопли, трое задержанных трепещут.

— Мне страшно. Что они с нами сделают? Конечно же, станут пытать, пока мы не сознаемся в сговоре с сатаной, — вздыхает обладатель фотоаппарата. — А потом повесят на Соколиной горе.

Пьер думает, что скоро сам будет выращивать мандрагоры. Он весь во власти воспоминания о повешенных с их синими языками и головами, на которых сидят вороны. Как это далеко от Версаля и пьес Мольера. Ох, если бы он не потерял свою машину времени! Он шевелится, и ржавые цепи впиваются в запястья.