Иов, или Комедия справедливости - Роберт Хайнлайн Страница 7

Завязывание бабочки – операция, напрямую связанная с магией, но, видно, Маргрета знала все необходимые заклинания.

Она помогла мне повязать камербанд, подала китель, осмотрела с ног до головы и объявила:

– Что ж, пожалуй, сойдет. И я горжусь вами; за обедом девчонки только и говорили что о вас. Жаль, не пришлось видеть самой. Вы очень смелый.

– Какое там смелый! Просто глупый. Начал болтать, когда следовало держать язык за зубами.

– Нет, смелый. Мне пора – Кристина сторожит мою тарталетку с вишней, и, если я задержусь, кто-нибудь обязательно слопает вишенку.

– Бегите. И огромное спасибо. Ну идите же, спасайте свою вишенку.

– А вы не хотите мне заплатить?

– О! А какая плата вас устроит?

– Ах, вы еще и дразнитесь!

Она придвинулась еще на несколько дюймов и подняла ко мне лицо. Не так-то уж много я знаю о девушках (а кто знает много?), но тут все было яснее ясного. Я взял ее за плечи, поцеловал в обе щеки, поколебался ровно столько, чтобы убедиться, что она не сердится и даже не удивлена, а затем влепил поцелуй прямехонько посередине. Губы были теплые и мягкие.

– Вы эту плату имели в виду?

– Да, конечно. Но вы умеете целоваться и получше. Знаете ведь, что умеете. – Она выпятила нижнюю губку и скромно опустила глаза.

– Ну, держитесь!

Да, я умею целоваться и получше. Или, вернее, научился к концу следующего поцелуя. Позволив Маргрете играть роль ведущего и радостно кооперируясь с нею во всем, что, как ей казалось, повышает качество поцелуя, я за пару минут узнал о поцелуях больше, чем за всю жизнь.

В ушах у меня звенело.

После того как мы оторвались друг от друга, она на миг замерла в моих объятиях, затем невозмутимо посмотрела на меня.

– Алек, – сказала она тихонько, – ты меня еще никогда так великолепно не целовал. Божественно! Ну а теперь я побегу, а то ты из-за меня опоздаешь к ужину.

Она выскользнула из моих объятий и выскочила за дверь, как всегда, в мгновение ока.

Я внимательно рассмотрел свое отражение в зеркале. Никаких следов. А вообще-то, столь страстные поцелуи вполне могли оставить кое-какие следы!

Что же за личность этот Грэхем? Носить его одежду я могу, но осмелюсь ли я позаимствовать и его женщину? А она действительно его женщина? Кто знает?! Во всяком случае не я. Был ли он развратником и бабником? Или я вломился в совершенно невинный, хотя и несколько опрометчивый роман?

Нельзя ли мне вернуться назад тем же путем – через огненную яму?

Вопрос лишь в том – хочу ли я этого?

Идешь на корму, пока не достигнешь главного трапа, потом спускаешься на две палубы вниз и снова идешь в сторону кормы – так было указано на пароходных планах буклета.

Нет проблем! Человек у двери столовой, одетый примерно так же, как и я, но с меню под мышкой, был, вероятно, старшим официантом или главным стюардом столового салона. Он подтвердил мою догадку, улыбнувшись широко и профессионально.

– Добрый вечер, мистер Грэхем.

Я остановился:

– Добрый вечер. Что это за изменения в плане рассадки пассажиров? Где я должен сидеть? – (Хватайте быка за рога, и в худшем случае вы его хотя бы удивите.)

– Это не навсегда, сэр. Завтра вы опять будете есть за четырнадцатым столиком. А сегодня капитан просит вас пожаловать за его стол.

Он подвел меня к огромному столу, занимавшему середину салона, и начал было усаживать по правую руку капитана, но капитан встал и принялся аплодировать. Все, кто сидел за этим столом, последовали его примеру, к ним присоединились остальные, собравшиеся в большом зале, и все они, судя по всему, приветствовали меня. Кое-где даже звучали восторженные выкрики.

За ужином я сделал два важных открытия. Вот первое: совершенно очевидно, Грэхем выкинул тот же глупый номер, что и я (тем не менее неясность, было нас двое или я был в единственном числе, все же оставалась; этот вопрос я решил отложить в самый долгий ящик).

Второе, но самое важное: не пейте ледяной ольборгский аквавит на пустой желудок, особенно если вы, подобно мне, воспитаны в духе трезвости.

Вино глумливо, сикера – буйна…

Я не хочу возводить напраслину на капитана Хансена. Мне приходилось слышать, что скандинавы насыщают свою кровь этанолом, поскольку он действует как своего рода антифриз и позволяет легче переносить долгие суровые зимы, а потому они плохо понимают людей, которым от крепких напитков делается дурно. Кроме того, никто за руки меня не держал, никто не зажимал мне ноздри, никто насильно не лил мне спирт в глотку. Последнее проделал я сам.

Наша церковь не придерживается взгляда, что плоть слаба, а грех по-человечески понятен и извинителен. Грех может быть прощен, но отнюдь не с легкостью. Прощение еще надо заслужить. А потому грешнику надлежит выстрадать свое искушение.

Кое-что об этих страданиях мне еще предстояло узнать. Говорят, их называют похмельем.

Во всяком случае, так их называл мой дядюшка-выпивоха. Дядя Эд утверждал, что человеку никогда не бывать трезвенником, если он не пройдет полного курса пьянства, ибо иначе, ежели соблазн встанет на его пути, он не будет знать, как с этим самым соблазном управиться.

Возможно, я личным примером доказал истинность данного положения дяди Эда. В нашем доме на него всегда смотрели как на источник неприятностей, и, если бы он не был маминым братом, отец не пустил бы его даже на порог. Да его и так никогда не уговаривали погостить подольше и не упрашивали вернуться поскорее.

Не успел я сесть за стол, как капитан предложил мне стакан аквавита. Стаканы, из которых пьют этот напиток, невелики; их, скорее, можно назвать маленькими, в этом-то и скрыта главная опасность.

Именно такой стаканчик капитан держал в руке. Он поглядел мне прямо в глаза и сказал:

– За нашего героя! Skaаl! [6] – запрокинул голову и выплеснул содержимое стакана в рот.

По всему столу эхом разнеслось: «Skаal!» – и каждый из сидевших опрокинул свой стакан так же лихо, как капитан.

Ну и я тоже. Должен сказать, что положение почетного гостя налагает определенные обязанности – «если живешь в Риме…» и так далее. Но истина в том, что у меня просто не хватило настоящей силы воли, чтобы отказаться. Я сказал себе: «Такой маленький стаканчик не может повредить» – и осушил его одним глотком.

И в самом деле ничего не стряслось. Аквавит прошел отлично. Приятный, холодный как лед глоток, оставивший после себя острый привкус пряностей с ноткой лакрицы. Я не знал, что именно пью, и не был даже уверен, что это алкоголь. Во всяком случае, мне он таковым не показался.