Враг за моей спиной - Александр Афанасьев Страница 7

Поднявшись, он поспешил во двор. Двор был полон ОМОНа, где-то на земле – трепыхался Ризван Мизаев, один из ОМОНовцев наступил его коленом на спину и вывернул руку, тут же, у руки – лежало что-то вроде короткого, окровавленного кулачного клинка. Чуть в стороне – оказывали помощь порезанному двенадцатилетнему пацану – старшему из тех детей, которых удалось взять живым. Мизаев – хотел полоснуть его по горлу – но промахнулся, пришлось по щеке. Острый клинок – распахал ее до кости, до зубов…

Подполковника затошнило…

– Поднимите… – сказал он.

Дворе ОМОНовцев подняли Мизаева – в его глазах не было ничего человеческого.

– Думаешь, поможет?

Мизаев ничего не ответил, только шипел. Зловоние изо рта – было как у дикого зверя… господи, да они тут и есть дикие звери…

Женщина – самая старая – что-то громко крикнула по-аварски, и Мизаев рванулся в ее сторону, едва не вывихнув руки – но двое дюжих бойцов ОМОН держали его крепко.

– Так, хватит. В наручники его – и в машину.

Лязгнула сталь. Мизаева увели. Подполковник подошел к женщине.

– Что ты ему сказала – спросил он.

– Что убили волка – убьют и его щенят – сказала она.

Подполковник ничего не ответил на это. Просто пошел на выход, вспоминая, что, по-моему, у него должна была быть маленькая бутылка коньяка в Газели. Сейчас – он выпил бы и метиловый спирт, только чтобы не видеть всего этого.

Из искореженных машин доставали тела. Выкладывали их на асфальте ровным рядом, накрывали грубым полотнищем. Готовили к отправке. Подполковник еще не знал, что в числе убитых – ни кто иной, как военный амир Дагестана Магомед Цараев, лицо, проходящее в розыскных списках по Дагестану под номером два, сразу за Доку Умаровым, военным амиром Имарата Кавказ.

Прежде чем начать – хочу сказать, что я ненавижу вас.

Наверное, кто-то из вас – когда все закончится, и те, кто должен отправиться на суд к Аллаху – отправятся на суд, а те, кому Аллах повелит остаться в живых и продолжить джихад останутся продолжать Дело Его – так вот, наверное, когда все это закончится – меня сочтут сумасшедшим. Безумцем. Поверьте, это совсем не так. Мои мысли никогда не были столь ясны, как в эти самые мгновения. Это вы – безумны, хотя и не осознаете это. Захваченные жестокой повседневностью, каруселью бессмысленных дел, думающие только о деньгах. Неужели вы – возьмете их с собой в могилу? Неужели вы думаете, что Там – вас ничего не ждет. Неужели вы думаете, что Там – вам удастся откупиться от Него вашими паршивыми зелеными бумажками?

Если вы так думаете, то вы еще более безумны, чем я думал. Я, по крайней мере, не сомневаюсь в том, что меня ждет там.

Еще глупее будет говорить о том, что ваше общество не дало мне выбора – а наверное, кто-то скажет и такое. О, нет, ваше общество предоставило мне отличный выбор жизненных путей. Школа полиции, институт, где учат всему, кроме того, что нужно. Бессмысленная круговерть жизни…

Смешно, но я до сих пор ношу на себе кое-что от того, вашего мира, того мира, который я давно и навсегда отверг. Крестик – вот за него мне и предстоит ответить, когда я предстану перед Аллахом – как за проявление лицемерия. И хотя Амир сказал мне, что допускается такия, то есть ложь неверным во имя Аллаха – мне все равно не по себе. Может быть, это потому что я – русский. И хотя Аллаху все равно, какой ты национальности – я каждую минуту отпущенной мне жизни ощущаю стыд за тот ширк, куффар, разврат и мерзость, которую я вижу в моем народе…

Ни один народ не будет жить так в будущем, Инша’Аллах!

Я не знаю, сколько мне еще ждать своей минуты, минуты, когда я смогу принести свою жизнь и положить ее перед Господом Миров в обмен на рай и высшее общество, как то сказано в К’ъуране. Возможно, это будет месяц, возможно год… я не знаю. Все мы в руках Аллаха и все – в руках Аллаха. Но если уж время есть, я попробую открыть вам глаза на вашу жизнь, ведь джихад словом не менее важен, чем джихад делом. Может быть, кто-то из вас прозреет и устыдится, и придет к Аллаху – и это мне зачтется не менее, чем то что я собираюсь сделать…

Я помню, как меня крестили. Я был уже большим, когда бабушка привела меня в церковь и сказала, что надо креститься. Я не знал ничего об этом, я знал только то, что бабушка взывала к Господу – просто говорила «О, Господи!» каждый раз, когда происходило что-то, не нравившееся ей.

Так вот, крестилось человек тридцать. Это была сельская церковь в маленьком городке России, названия которого я вам, конечно же, не назову. Детей окунали в детскую ванночку, поп что-то бормотал при этом и размахивал кадилом. Я был большим, поэтому меня раздели по пояс, поставили ногами в тазик полный воды и полили воды сверху, после чего сказали одеваться. Потом мы зачем то ходили из церкви, потом обратно в церковь, что-то говорили, потом мы ставили свечки, а один мальчишка, младше меня на пару лет рассмеялся – и на него зашикали за это. Потом – мне сказали, что я – крещеный и надели крестик. Который я и ношу до сих пор.

Полный ширк, астагъфируЛлах.

Так я и жил крещеным, пока не начал задавать сам себе вопросы – очень нехорошие вопросы. Первый вопрос у меня возник, когда я несколько дней спустя увидел батюшку, и батюшка этот был тот, который меня крестил. Перебрав, он шел по улице, к себе домой, хватаясь за палки забора, и сильно матерился. Я подумал – как же так, как так получается. Потом – уже будучи взрослым – я начал задавать себе и другие вопросы. Например, почему в церкви молятся всем, кому не попадя. Нет… кстати, первый вопрос мой был другой – почему перед иконами можно ставить не любую свечку, купленную, например, в магазине – а только ту, которую купил в прицерковной лавке втридорога. Разве Иисусу (мир ему) не все равно, какая свечка горит перед его ликом? Получается – не все равно либо ему, либо церковным служкам, тем которые подбегают и гасят свечки, едва уйдет тот, кто их поставил – чтобы переработать и сделать новые. Но это – еще не все, я видел еще круче. В Испании – я отдыхал там, не думайте, что я чуждаюсь людей – я видел церковь, где свечек нет, а есть похожие на свечи лампочки перед иконами. Бросишь монетку в прорезь – и лампочка загорается.

Они тоже ответят. Ответят еще страшнее, чем вы – ибо они не просто заблудшие, на их руках – кровь мусульман. Тех же американцев, инша’Аллах – мы убьем до последнего человека, кроме тех, кто станет нашими братьями. Поверьте, так будет. Их участь – будет несоизмеримо страшнее вашей, с ними никто не будет разговаривать, как разговариваю сейчас с вами я. Вы верите в ложных Богов – а они уже ни во что не верят. И потому будут истреблены, Инша’Аллах!

Прежде чем объявлять меня сумасшедшим, плевать в меня скажите: где в Библии написано, что Иисус Христос говорит, что надо молиться ему. Или тем людям, которых лицемерно нарекли «святыми», придав тем самым Ему сотоварища и совершив тяжелейший грех. Где написано, что надо ставить кресты на каждом углу, освящать квартиры, банки и даже военные корабли, которые нужны для того, чтобы убивать? Где написано, что на пасху надо красить яйца, а потом ходить и стучать ими – о, Аллах, лучше бы постучали по своей голове, полной греховных и бредовых мыслей. Где написано, что на Рождество надо нырять в прорубь, а потом, оттуда, куда ныряли грязные, пьяные, нечистые люди – оттуда надо набирать воду для питья, да еще и нарекать ее святой. А где написано, что надо брать деньги, за крещение, за отпущение грехов, за все прочее. Где такое написано?