Слепая вера - Бен Элтон Страница 71

– Ниврад?

– Да. Нивы радости.

Несмотря на всю холодность, которую Сандра Ди на себя напускала, в этот момент что-то в ее манере изменилось.

– Нивы радости? – переспросила она, и Траффорду показалось, что ее голос дрогнул – едва заметно, совсем чуть-чуть

– Да, – ответил он. – Нивы радости – это моя любовь.

На лицо Сандры Ди вернулась надменная улыбка: теперь ее броня была восстановлена и крепка, как прежде.

– Траффорд, Траффорд, – сказала она. – Вечный романтик!

И ушла.

Оставшись в одиночестве, Траффорд задумался. Откроет ли она файл? В конце концов, она ведь шпионка, а шпионы, как правило, любопытны. Кроме того, несмотря на ее слова, Траффорд знал, что она все-таки немного его любила – по-своему, по-нечеловечески. И он решил, что откроет. Он верил, что это произойдет, – а если она сядет за компьютер Траффорда в Изразе и откроет файл под названием «Ниврад», электронные письма отправятся по своим адресам. Те самые письма, в которых рассказано о теории Дарвина. Письма, с которых начнется цепная реакция.

Утром того дня, на который была назначена публичная казнь Траффорда, в новостных программах появился сюжет о «еретике из Уэмбли»: оказывается, человек, открыто похвалявшийся тем, что отравил своего ребенка, был еще и членом некой зловещей секты, подпольной террористической организации. Эти негодяи, говорилось в новостях, гораздо хуже взрывающих себя подростков-иноверцев: ведь они пытались возродить ужасную ложь обезьянолюдей, изучая и пропагандируя соответствующие материалы. Они преследовали гнусную цель – восстановить те самые заблуждения, за которые Любовь покарала человечество Потопом.

В результате вдоль дороги от тюрьмы до лобного места выстроились тысячи разгневанных граждан – огромная толпа, остервенелая от ненависти к еретику-извращенцу, который получал удовольствие, отравляя детей, и верил, что его прадедушка был обезьяной.

На месте казни были уже распяты несколько членов секты – они висели на крестах, еще живые. Толпа швыряла в них камнями и грязью; одни преступники молили о пощаде, другие хранили молчание. Траффорд заметил, что Коннор Ньюбери молчит, и был удивлен: он не подозревал в нем такой стойкости характера.

Здесь же была и Чантория – обнаженная и в колодках, она с готовностью терпела брань и унижение. Почти лишившись ума от горя и страха, она бормотала, что только ее страдания могут помочь их ребенку когда-нибудь найти путь на небо.

Траффорд поднялся на ступени, ведущие к погребальному костру. С болью в сердце он увидел, что костер сложен из книг, и понял, что это содержимое библиотеки, доставившей ему столько радостей.

Отец Бейли уже поджидал Траффорда на эшафоте. Именно он, как исповедник приговоренного к сожжению злодея, должен был потребовать, чтобы перед смертью Траффорд раскаялся и отрекся от своих убеждений.

– Траффорд Сьюэлл, – торжественно произнес он в микрофон, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, – признаете ли вы, что были вакцинатором, читали книги и верили в так называемую «науку» обезьянолюдей?

– Признаю, – громко ответил Траффорд, – и горжусь этим!

В толпе раздались издевательские выкрики. Взглянув вниз, Траффорд обнаружил, что Принцесса Любомила и Незабудка каким-то образом сумели протиснуться в передние ряды зрителей. Их лица были искажены злобой.

– Готовы ли вы покаяться в своих грехах? – снова обратился к нему отец Бейли. – Готовы ли признать, что вакцинация не приносит пользы и что человек не является плодом эволюции, а был создан Богом в один день?

– Нет. Никогда.

– В таком случае вас сожгут живьем.

– Вера, которую приходится вымогать угрозами, ничего не стоит!

– Сжечь его!

Траффорд никогда не думал, что у него хватит душевных сил пойти на смерть за свои убеждения, но теперь эти силы откуда-то взялись. Когда его привязывали к столбу, он посмотрел вниз, на многоликую толпу. Сбоку на него направили микрофон – видимо, в расчете потешить зрителей его криками.

– Нивы радости! – вдруг выкрикнул он. – Нивы радости! Ниврад! Ниврад!

На мгновение толпа затихла: все с нетерпением ждали, какое кощунство сорвется напоследок с уст еретика.

– Не смотрите вперед, во тьму невежества! – воскликнул Траффорд. – Смотрите назад, в светлое прошлое! Наоборот, понятно? Ниврад, смотрите наоборот! Ниврад! Ниврад наоборот!

И в этот миг, когда палач в капюшоне шагнул к костру, чтобы поджечь его горящим факелом, кто-то в толпе помахал Траффорду рукой. Он вгляделся туда, ожидая увидеть коллегу или приятеля, но человек, привлекший его внимание, был ему незнаком. Встретившись с ним глазами, незнакомец показал на свою футболку. На ней стояли слова «Нив(ы) рад (ости)!».

Потом он со значением кивнул Траффорду.

Озираясь, Траффорд увидел девушку, сидящую на плечах своего парня. В руках у нее был баннер. На баннере – слово «Ниврад». Девушка ничего не кричала, а просто внимательно смотрела на Траффорда, так же как и ее парень.

Значит, Сандра Ди попалась на удочку и решила прочесть его любовное послание! Неважно, что подтолкнуло ее к этому – сентиментальность, холодный интерес психолога-практика или обычное любопытство, – но она включила компьютер Траффорда в Изразе и открыла файл с названием «Ниврад». Под конец он все-таки обманул ее, и она своей рукой обрушила в интернет лавину электронных писем, размножающихся по вирусному принципу. Миллионы людей стали получателями первой гуманистической почтовой рассылки.

Груда книг, на которой стоял Траффорд, занялась, и костер стал понемногу разгораться. Но когда первые языки пламени уже лизали ему ноги, у него нашлись силы на последнюю улыбку, ибо в глубине души он знал, что когда-нибудь Храм будет побежден. Иначе и быть не могло – так говорили разум и теория эволюции. Ведь ни одно общество, основанное лишь на страхе и агрессивном невежестве, не может существовать вечно. Ни один народ, который в угоду самым глупым, самым неизобретательным, самым неинтересным своим представителям душит всякую любознательность и оригинальность, не способен на долгое процветание. Траффорд знал, что мир будет спасен благодаря естественному отбору, как уже бывало прежде, когда другие тираны пытались подавить свободную человеческую мысль, и что когда-нибудь исповедники Храма навсегда канут в историю.