Цитатник бегемота - Ярослав Смирнов Страница 71

— Ну, все, — решительно сказал Иван. — Вы как хотите, а я все равно буду драться с этими недоделками.

Он выхватил меч из ножен. Яростный отблеск на мгновение озарил поле будущей битвы и тут же померк.

Иван посмотрел на клинок. Тот был совершенно тускл.

— И ты, Брут, — горько сказал Иван. — А я-то думал…

— А может, просто пока не пришло его время?.. — тихонько произнес Фома.

Иван резко повернулся к нему.

— Что?.. Как ты сказал?..

— Может статься, что клинок намекает тебе, что пока ты обойдешься и без его помощи, — пояснил Фома свою мысль.

— Интересно как?..

Иван лихорадочно соображал. Что же делать?.. Пока меч сам не захочет сражаться, победы точно не видать. Но где найти другую помощь?..

Он посмотрел на лисиц, которые подобрались уже совсем близко, увидел их ощеренные морды, капающую с клыков обильную слюну и невольно подумал: вот бы на вас, голубушки, волка хорошего напустить…

И внезапно его словно ожгло неведомым пламенем. Он вспомнил печь в колдовской избушке, обернувшейся на поверку чудесным дворцом; вспомнил огонь и кровь… а еще он узнал волка.

Иван поднял голову. Помоги, брат Волк, своему брату.

Секунду или две ничего такого не было: лисицы приближались. И тут раздался многоголосый волчий сой, яростный, страстный, дикий.

У Ивана радостно екнуло сердце. Он увидел, как из леска перед замком Артура один за другим выскочила добрая сотня огромных серых волков. Глаза у каждого горели, словно галогеновые фары, страшные пасти были разинуты, и языки красными флажками реяли на ветру: белые клыки готовы были разорвать все на своем пути.

Только что над полем было тихо: но вот уже эту тишину распороло, словно чудесным клинком. Показалось, что прямо с небес на землю обрушился тысячеголосый яростный вопль, рухнул глыбой, ударил и покатился, давя все и всех беспощадно.

Серая масса мгновенно накрыла красно-коричневых лисиц. Волки рвали, кусали, глотали целиком, и черная кровь потоками текла по земле.

Это длилось секунды: лисиц-оборотней не осталось. Продолжая свой натиск, волчья лавина, плавно обтекая застывших рыцарей, ринулась на армию преследователей,

Теперь волков была уже не одна сотня: все новые и новые звери выскакивали из леса, вступая в схватку. Солдаты пандемониума тоже не зевали, и битва, разворачивающаяся перед глазами ошеломленных Ивана и его спутников, закипела со страшной, нечеловеческой, неживотной даже силой.

Это была не то бойня, не то сеча, не то драка. В воздухе мелькали мечи, клыки, щупальца, руки, ноги, летели клочья шерсти, куски чешуи, осклизлые внутренности, брызгала фонтанами кровь — красная, черная, белая, даже какая-то желтая… Звуки, от которых сам воздух зазвенел, точно плохой хрусталь, тоже были разнообразны: крики, визг, клекот, рычание, протяжные стоны гибнущих и неистовый рев побеждающих; здесь одна Сила натолкнулась на другую Силу, и никто не хотел уступить…

Внезапно Иван обнаружил, что он, Фома и Ланселот смотрят на схватку словно бы сверху: через миг он понял, что они стоят на вершине огромной скалы, а страшная битва происходит там, далеко внизу…

Взгляд выхватывал отдельные детали сражения: вот два волка напали на всадника в рыцарском вооружении; один волк вцепился в голову огромному таракану, заменявшему рыцарю коня, а другой — в руку самому всаднику, в два счета отгрыз ее, схватил рыцаря поперек туловища и, смяв доспехи, как жестянку из-под пива, выбросил его из седла: но гигантский таракан с откушенной уже головой лягнул волка сразу двумя ногами, и волк высоко взлетел с проломленной грудной клеткой…

Гигантская безглазая гусеница, похожая на волосатое бревно, разинула пасть, усеянную мелкими острыми зубами, и одного за другим проглотила трех волков, прежде чем на нее набросилась сразу дюжина серых зверей, которые моментально разгрызли гусеницу на извивающиеся, сочащиеся липкой слизью мохнатые кусочки, которые тут же были втоптаны в прах ногами, лапами и копытами…

Чудовищный неповоротливый жук, похожий на допотопного панцирного динозавра, ворочался, как потерявший управление броневик, давя при этом и своих, и чужих: прыгавшие на него волки соскальзывали с гладкой спины и тут же падали под его огромные чешуйчатые лапы, которые давили их, как обычно люди давят клопов: но и на жука нашлась управа: лапы ему перегрызли, он неловко рухнул набок, его тут же перевернули на спину, и скоро из жучиного брюха, споро разгрызенного острыми зубами, полетели куски и брызги…

Сухопутный псевдоспрут разорвал пополам одного волка, переломил клювом хребет другому, ухватился было за третьего, но тут же и сам был разорван и проглочен…

Десяток здоровенных, не уступающих волкам по величине, коричневых крыс с длинными голыми хвостами бились плечом к плечу в едином строю, и волкам приходилось плохо: крысы кусались не на, шутку, и много истерзанных окровавленных волчьих тел валялось перед ними… Но постепенно и крысиное сопротивление было сломлено: скоро гордые хвосты были оборваны, горла прокушены, шкуры спущены…

Зубастый ящер плевался ядовитой слюной, которая прожигала огромные дыры в телах нападавших союзников Ивана. И вот один из волков, уже смертельно раненный, прыгнул головою вперед прямо в пасть страшилищу, намертво застряв у него в горле: ящер попытался выплюнуть косматое тело, вырвать его из горла когтистыми лапами, но этого ему не удалось, проглотить волка рептилия тоже не сумела. Судорожно взмахнув конечностями, ящер повалился на спину, явив взгляду голое толстое брюхо, обтянутое желтой кожей… Кожа вдруг с треском лопнула, разошлась в стороны, а из белесых внутренностей неожиданно полезли, разбегаясь кто куда, маленькие, залепленные кровью, слизью и еще какой-то дрянью тонконогие ящерки, которых тут же с хрустом подавили — всех до единой…

Чудовищная шестиногая акула осатанело носилась по кругу, сокрушая все на своем пути: на ходу она чавкала, отрыгивала и блевала, с хрустом жуя и отплевываясь; она вошла в такой боевой азарт, что на бегу отгрызала ноги и своим, и чужим; вот она цапнула за лапу гигантского паука, и тот рухнул, придавив брюхом зазевавшуюся кикимору; вот акула перекусила пополам волка и побежала дальше, совсем не задержавшись; вот она выхватила кусок трясущегося желе из чудовищного слизня, а тот, не глядя, схватил ее ложноножкой, запихал в ротовое отверстие вместе с подвернувшимся некстати волком, споро переварил их обоих и выкинул из-под полупрозрачного хвоста акульи косточки и ребрышки вперемешку с волчьими…

Постепенно происходящее внизу начало терять всякий смысл; поле боя превратилось в винегрет… или в салат, или в заброшенную скотобойню на месте кладбища домашних животных… Все смешалось: немногие уцелевшие бойцы слабо копошились в останках поверженных врагов. Похоже, что уже была ничья.

Окаменевшие от восхищения, ужаса и омерзения Иван и его товарищи внезапно одновременно почувствовали, что в глазах у них потемнело. Иван машинально посмотрел вверх и содрогнулся: полнеба было скрыто стаей гигантских летучих мышей, которые явно собирались напасть на рыцарей.