Город без людей - Павел Иевлев Страница 71

По машине как будто замолотил град — из грузовика открыли шквальный автоматный огонь, не очень результативный, но отвлёкший тварь от выламывания пулемёта. В узкие сектора обзора перископов почти ничего не было видно, и полковник маневрировал, скорее, интуитивно. Бетонный козырёк подъезда подвернулся совершенно случайно, удачно придясь чуть повыше башни. Со скрежетом притираясь левым бортом к стене, обламывая кусты и сбивая скамейки, маталыга проскочила под козырьком, сбросив чудовище на тротуар. Не потерявший самообладания пулемётчик моментально развернул башню и врезал длинной очередью с минимальной дистанции, почти в упор. Полетели брызги чёрной крови, и раненая тварь стремительно метнулась в подъезд. Преследовать её желающих не было — колонна прибавила ход, торопясь убраться подальше. Стрелки в кузове торопливо перезаряжались, тревожно озираясь на крыши домов. Карасов, осторожно приподняв крышку люка, огляделся — никого вокруг больше не было.

Открытые ворота склада и явные следы того, что тут кто-то побывал не стали для Карасова сюрпризом. Будучи человеком до мозга костей рациональным и чуждым мистике, он считал: если что-то пошло не так, значит, в игру кто-то вмешался. И он даже предполагал, кто именно — в конце концов, не так уж много тут было вариантов. Поэтому сразу предупредил Гилаева смотреть в оба и ждать сюрпризов и ничуть не удивился докладу:

—Эта… Двэр заминирован, да!

—Капитан, у нас есть хороший сапёр?

—Так точно, есть, но он остался на вокзале — ранен в ногу.

—Быстро сюда его, ногу потом лечить будет.

—Но…

—Никаких «но». Мухой на грузовике слетайте, стрелков оставьте тут. Если не будете сопли жевать, за полчаса обернётесь.

Капитан явно не был рад такой прогулке без прикрытия через город, где их только что атаковало чудовище, но, посмотрев на полковника, спорить не стал. Карасов явно не собирался обсуждать свои приказы, а репутация у него была та ещё. Молча пожав плечами, он запрыгнул в кабину грузовика и отбыл в сторону базы.

Стрелки заняли позиции, контролируя подходы к воротам. Полковник отчётливо понимал, что при атаке хотя бы пары давешних тварей толку от них будет немного. Поэтому он не отходил далеко от транспортёра, устроившись на кромке водительского люка. Если что, стрелки дадут ему время спрыгнуть вниз. Он размышлял о том, как исправить ситуацию, но страха или сомнений не испытывал.

Грузовик вернулся быстро — похоже, бойцы действительно неслись сломя голову, лишь бы поменьше маячить на опасных улицах. Поэтому сапёр — худой усатый прапорщик средних лет, — имел вид не слишком бодрый. В кузове его растрясло, бинты отмокли кровью, лицо было бледным с прозеленью. В ворота склада его пришлось заносить двум крепким бойцам. Тем не менее, буквально через полчаса нетерпеливо ходящий туда-сюда Карасов уже смог спуститься в помещение. Сапёр сидел внутри, облокотившись на стену, и выглядел очень усталым.

—Что скажешь? — спросил его полковник.

—Минировал профи, но не сапёр. Скорее, обученный дивер. Делал с расчётом на извлекаемость, оставлял себе возможность вернуться. Одна установка напоказ — все равно, что написать «осторожно мины», вторая — серьёзная и с сюрпризом. Теперь все чисто.

—Понятно. Молодец, отдыхай.

Карасов быстрым шагом направился вглубь помещения. Задержавшись на секунду перед приоткрытой потайной дверью за пожарным щитом, он достал из кармана яркий маленький фонарик и решительно шагнул в тёмный коридор.

Несколько лет назад

Про Карасова в Управлении говорили, что он лишён нервов. Впрочем, также про него говорили, что он лишён совести, чести, сострадания и вообще любых чувств. Это было не совсем так. У него было одно чувство — непереносимость неэффективности. Он всегда был одержим странной формой перфекционизма — всё должно быть организовано максимально эффективным образом. Цель деятельности вторична, методы — вообще не важны. Но любая цель должна быть достигнута правильно, иначе Карасов испытывал тот же мучительный внутренний дискомфорт, который нормальному перфекционисту доставляет незаправленная кровать. Поэтому Карасов не любил людей — они были постоянными источником бардака и неэффективности. Они все путали, опаздывали, не выполняли заданий или выполняли их не так, у них все время были какие-то проблемы, эмоции, метания, рефлексии, праздные размышления… В общем, Карасов страдал от несовершенства человечества. Он, конечно, к этому привык, как привыкает слесарь к кривому ключу — учитывал человеческий фактор при планировании, закладывал в сроки люфт на необязательность, закладывал в финансирование излишек на жадность, старался учитывать эмоции исполнителей… Но как же его это бесило!

Своего куратора Карасов тоже не любил. Его раздражало то, что он выдаёт информацию строго дозировано, не давая полковнику увидеть картину в целом. Да, секретность важна, но в теме перемещённых территорий разделение уровней доступа было самым жёстким из всего, к чему когда-либо имел отношение Карасов. Он мог только строить предположения, исходя из редких крупиц информации, полученных сверх открытого ему по должности, и смутно догадываться о том, какие же глубины от него скрыты. Большая часть его оперативных инициатив получала неожиданное «вето» начальства, и он почти никогда не мог понять, почему. Тыркался, как стреноженная лошадь. Он знал, что в теме слишком много интереса высокопоставленных людей и прекрасно понимал, почему — но не мешайте же, черт вас дери, работать! Он же может решить вопрос раз и навсегда, дайте ресурсы и людей!

Но нет, после алтайского провала, ответственность за который полностью легла на Карасова, отделу наоборот урезали финансирование и жёстко запретили практически любую активную деятельность. Только наблюдение, только регистрация, только теоретические разработки и модели. И, конечно, оценка последствий того, что они вполне могли бы предотвратить. Между тем, Карасов был на сто процентов уверен, что всей этой алтайской истории могло и не случиться, если бы ему вовремя дали полную информацию. А имея сепаратные договорённости с другой стороной, не удивляйся, когда кто-то влезет к тебе поперёк гешефта…

Поэтому, когда куратор вызвал его в свой кабинет и представил сидящего там высокого блондина:

—Это Андрей, у него есть для нас предложение, которое я склонён принять.

Карасов очень сильно удивился. Он примерно представлял кто это, и им строго-настрого запрещали таких людей трогать. Да, они, фактически были контрабандистами и от них можно было бы узнать кое-какие весьма интересные секреты, но, когда накрылся основной канал поставок, то только через это небольшое сообщество продолжали поступать жизненно важные крохи Вещества. Пугать, ловить, допрашивать и вообще как-то обозначать свой интерес к ним было недопустимо — боялись спугнуть. Выкупали все принесённое по любой цене через тщательно проверенных подставных лиц, которых никак нельзя было заподозрить в работе на Контору. Делали вид, что ничего про них не знают. Яйца, которые несли эти куры, были не просто золотыми — их ценность была несравнима ни с чем. Жаль, что яички те были мелкие и несли они их крайне редко…