Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают - Михаил Савеличев Страница 8

— Не спится?

Я вздрогнул и лишь потом сообразил — сосед. Наверное услышал как ворочаюсь.

— Да, что-то не спится, — признался я. — Матрас жестковат.

— Зато клопов нет, — сказал сосед.

— Ну, это чересчур.

Глаза привыкли к темноте, и я увидел — сосед сел на кровати, достал что-то с тумбочки. Чиркнула спичка, затлел огонек сигареты.

— Не желаешь?

— Не курю.

— Вот черт… Не помешаю?

— Ничего страшного, курите.

— Тогда у форточки подымлю, — он встал и подошел к окну. Глубокие тени не давали рассмотреть лицо. — А насчет матрасов я тебе так скажу — есть гостиницы, где за счастье и на матрасе устроиться…

Я еле сдержался, чтобы не зевнуть. Сон все-таки одолевал.

— Вот, помнится, в оприче двадцатых кромечили мы ситуацию под Царицыным…

Даже на пороге окончательного засыпания последняя услышанная от соседа фраза царапнула ухо несуразностью… опричь… кромечили… Царицын…

Но переспросить не успел.

Зойка трясла меня за плечо, а я точно знал — такого не может быть. Не может быть никогда. Не могла она, знатная засоня, встать раньше меня, да еще в выходной день. Сон, решил я в полудреме и попытался перевернуться на другой бок. Но тут ясно различил сказанное:

— Эй, Горин, вставай! Завтрак проспишь! В здешней оприче с расписанием строго, не то что у вас, — голос веселый и знакомый.

Я вспомнил, где нахожусь. Резко вскочил, отбросил одеяло. Нащупал очки. Надо мной стоял давешний дорожный инспектор. Кондратий Хват! Вот действительно — дал же бог имечко и фамилию. Только что он здесь делает? Машину я неправильно припарковал? А где Зоя? Почему не зашла? Я ведь, кажется, вчера с ними собирался в путь-дорогу?

— Черт! Проспал! — Я вскочил с кровати. — Сколько времени?

— Почему бы вам не спросить — какая сейчас дата? — Кондратий отошел к окну, чтобы не мешать мне натягивать брюки. С натянутой одной брючиной я замер.

Посмотрел на инспектора ГИБДД, который по каким-то странным обстоятельствам оказался в одном номере гостиницы со мной. Случайность? Или Хват — не дорожный постовой? Тогда кто? Сотрудник какого-нибудь Института времени, который отслеживает таких, как я, свернувших на анизотропное шоссе и вломившихся без спросу в чужое для них темпоральное пространство?

— Я — не дорожный инспектор, — угадал мои мысли и подтвердил догадку Кондратий. — Хотя… в каком-то смысле можно сказать и так.

— Меня ждут, — беспомощно сказал я. — Мы улетаем…

— Насколько я информирован, — Хват усмехнулся, — в своем оприче вы работаете в банке и, кажется, вполне успешно. До вчерашнего вечера вы не собирались менять офис на романтику тайги, комаров и палаток. У вас и невеста есть.

— И квартира по ипотеке, — зачем-то добавил я.

— И ретро-автомобиль «Волга» в прекрасном состоянии, — подхватил Кондратий. — Так объясните — зачем вам это всё? — он обвел руками тесный гостиничный номер.

Я сник. Натянул брюки, застегнул рубашку. Ощущение как после бурной питейной ночи. Похмелье. Вот это что. Только голова не болит. Зато на душе кошки скребут.

— Меня ждут, — повторил я.

— Они уже уехали, — сказал Хват. — Вы слишком долго спали. И они решили что вы передумали.

Часы показывали половину девятого.

— Значит, нужно возвращаться? — спросил я. — В то будущее, из которого сюда попал? Сесть на машину и выехать на анизотропное шоссе…

— Анизотропное шоссе? — Кондратий удивленно посмотрел на меня.

— Ну, я его так назвал. Шоссе из двадцать первого века в век двадцатый, в шестидесятые годы…

Кондратий загасил окурок в пепельнице.

— Предлагаю позавтракать, там и решим как вам быть.

— Со мною быть?

— Нет, Дима, именно вам.

На завтрак давали пюре, сосиски и кефир. Пюре и сосиски украшала горстка зеленого горошка. Кофе отсутствовало, но чай имелся — его каждый наливал себе сам из огромного самовара и пузатого заварочного чайника. В кефир зачем-то насыпали ложку сахарного песка. Я отставил граненый стакан, подцепил алюминиевой вилкой горошек.

— Вы почему кефир не кушаете? — заботливо поинтересовался Хват. — Не любите?

— Сахар не потребляю. Здоровье берегу.

— Уютно здесь, — сказал Кондратий. Ел он быстро. — Но далеко не всем понравится. Человек — существо малоудовлетворительное, не находите?

Я пожал плечами.

— Вот, например, вы, — он показал на меня вилкой.

— Что — я?

— Вас ни в коем случае нельзя признать несчастным. У вас имеется все, что нужно для долгой и счастливой жизни. Хорошая работа. Хороший заработок. Хорошая подруга.

— Вам и про это известно? — саркастически спросил я. Аппетит исчез. Сосиска неприятно напоминала отрезанный и отваренный палец.

— Долг службы. Мы обязаны иметь справку по всем, кому удается пересечь границу опричи.

Снова это непонятное словечко. Но прежде чем я успел переспросить, Кондратий продолжил:

— Вот представьте, Дима, гипотетическую ситуацию. Вам предоставлена возможность осчастливить всё человечество. Заметьте, не отдельных его представителей, а всех, всех до единого.

— Счастья для всех даром и чтобы никто не ушел обиженным?

— Вот-вот. Как бы вы устроили жизнь на Земле?

— Ну, это просто… что бы всё у всех было в достатке. Еда, жилье, одежда…

— Вы уверены, что счастье человеческое именно в этом? — усмехнулся Кондратий. — Тогда почему вас занесло на анизотропное шоссе, и вы чуть не уехали в тайгу, где ни еды, ни жилья, ни одежды в достатке нет?

— Не хлебом единым жив человек. Кроме материального нужно и духовное.

— Тогда возвращаюсь к нашей гипотетической ситуации — что бы вы дали людям, чтобы они были счастливы?

— Возможность полностью реализовать себя.

— Одни реализуют себя в живописи, другие — на войне, — сказал Кондратий. — В вашем мире предусмотрены художественные училища и ведение боевых действий?

— Война — это зло, — сказал я. — В моём мире её не будет. Я сугубо мирный человек.

Хват покачал головой, подобрал остатки зеленого горошка, ловко забросил их в рот.

— Значит, счастья для всех даром, увы, не получится.

— Значит, не получится, — в тон Кондратию ответил я. — Если только…

Хват странно смотрел на меня. С таким выражением, наверное, смотрит учитель на способного ученика, ожидая правильный ответ на каверзную задачку.

— Если только не создать для каждого мир по душе, — сказал я, а Хват сделал странное движение — будто аплодировал мне, медленно сводя и разводя ладони. — Но это сказка. Ненаучная фантастика.