Тайна выеденного яйца, или Смерть Шалтая - Джаспер Ффорде Страница 8

— Ох, Бен, — вздохнул Джек, — какая жалость.

— А ну её к чёрту! — ответил тот, пробираясь по лестнице в спальню, к долгожданному забвению любовных страданий с помощью небольшой дозы алкоголя. — Да, к чёрту!

* * *

Джек лег в полночь и проснулся на заре, разбуженный Мадлен, которая юркнула в постель, благоухая шампанским, канапе и тяжелым трудом.

— Угадай! — громко шепнула она ему на ухо.

— Дом горит?

— Нет! Я щёлкнула Лолу Вавум, когда та двинула журналисту в зубы! Завтра снимок попадёт на первые страницы «Крота» и «Жаба». У неё такой удар! Ему придётся челюсть проволокой прикручивать!

Несмотря на все провокационные разговоры насчёт срывания красного платья с её тела, оба слишком хотели спать, поэтому ничего такого делать не стали. К тому же платье было взято напрокат.

ПЕРВОЕ ПОВЫШЕНИЕ В ОТДЕЛЕ СКАЗОЧНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Вчера свершилось историческое событие. Инспектор Фридленд Звонн из отдела сказочных преступлений был переведен с повышением. Это первый случай за двадцать шесть лет существования ОСП. Обычно данный отдел считается свалкой для одиночек, неудачников, чудаков, а также уволенных по сокращению, не соответствующих должности и впавших в немилость у начальства сотрудников. Повышение Звонна доказало, что ОСП всё-таки может выдвигать достойных Лиги полицейских, которые способны защищать нацию, служить ей и развлекать её.

«Слепень», август 1984 г.

— Японские киношники снова хотят взять у тебя интервью, — сообщила Мадлен, скармливая Стиви банановое пюре и украдкой поглядывая в окно. — Чего им надо-то?

— Поговорить со мной о Фридленде Звонне и Пряничном человечке, — ответил Джек, разбирая почту и доставая письмо из Клуба владельцев «аллегро» по поводу проверки крепления заднего колеса.

— А почему бы им не поговорить с ним самим?

— Дорогая, им не нужна правда. Они хотят, чтобы я подтвердил версию Звонна о том, будто он спас всё дело и в одиночку накрыл этого психопата.

Джек доел свой тост и посмотрел на сделанный Мадлен снимок, помещенный на обложке свежего «Жаба» и снабженный подписью: «Отставная звезда, страдающая избыточным весом, нападает на журналиста». «Крот», чей репортер вчера уберег свою челюсть, писал: «Бей первой, Лола!»

— И что с ним случилось? — спросила Мадлен.

— С Фридлендом Звонном? Понятия не имею.

— Нет, дурачок. С Пряничным человечком.

— Насколько я слышал, он всё ещё сидит в психушке Святого Церебраллума, в крыле для неизлечимых. У него срок четыреста лет. Хотели вкатить пятьсот, но нам так и не удалось доказать, что сто сороковую жертву убил тоже он.

— Надеюсь, ему оттуда не сбежать, — заметила Мадлен. — Как ни крути, он пообещал сделать с тобой и Фридлендом нечто непрзнсмое.

— Если сбежит, я первым об этом узнаю. — Джек вздохнул. — Нет, всё-таки я буду вторым.

Валявшийся на кухонном столе мобильник Джека завибрировал и плюхнулся в помойное ведро. Джек извлек его оттуда, смахнул налипшие макаронины и, нахмурив брови, взглянул на текстовое сообщение.

— «Прнчлвк сбежал двое готовы», — пробормотал он. — Надо же, какое совпадение!

Мадлен уронила ложку, и Джек захихикал:

— Шучу. На самом деле тут говорится: «Большое яйцо упало. Уайетт». Что бы это значило?

— Не знаю, — ответила Мадлен, — но если муж со склонностью к идиотским шуткам хочет прожить ещё десять минут, то лучше ему убраться из дому.

Уайетт был заместителем Бриггса и не самым вежливым человеком.

— Сегодня придешь? — спросил он, как только Джек позвонил.

Джек посмотрел на часы. Едва пробило девять.

— Конечно. А в чем дело?

— Падение со стены на Гримм-роуд. Похоже, это твой клиент. Бриггс уже выехал и хочет видеть тебя как можно скорее.

Джек пообещал поторопиться, записал адрес и отключился.

— Что стряслось?

— Судя по всему, дело для ОСП.

— Очередной последователь Синей Бороды?

— Надеюсь, нет. Ты сегодня будешь ещё говорить с потенциальными квартирантами?

— С двумя.

— Хорошо. Только никаких чудаков, ладно? Я тебе позвоню.

Он поцеловал её, потом окинул взглядом Стиви на предмет обнаружения наименее липкого участка. Нашёл маленький пятачок на макушке и чмокнул его туда, ещё раз поцеловал Мадлен и вышел.

Джек водил «Остин аллегро Мк-3»-универсал жуткого ядовито-зелёного цвета, который какой-то неизвестный маркетолог со странным чувством юмора обозвал «цветом яблочной водки». Согласно уставу Лиги, детективам полагалось водить старинные или классические машины. Джеку это казалось нелепостью. Звонновский «Дилейдж D-8» 1932 года выпуска являл собой типичный пример подобной нелепости. Шпротт же водил самую неприметную машину, какую только сумел добыть, — маленький, бессмысленный и совершенно никем не замеченный акт протеста. Отец Джека купил автомобиль в 1982 году совсем новеньким и усердно ухаживал за ним. Машине только что стукнуло двадцать два года, она намотала почти триста пятьдесят тысяч миль, износив по дороге два мотора и четыре сцепления.

Джек не поехал сразу на Гримм-роуд. Первым делом ему нужно было заскочить к матери.

Она открыла дверь через пару секунд после того, как Джек нажал звонок. Из двери хлынули кошки, мелькая так быстро и хаотично, что казалось, вокруг несется сплошной пушистый мурлыкающий поток. Количество кошек колебалось от трёх до ста восьми — из-за опасной гиперактивности предмета никому не удавалось подсчитать точно. Годы были благосклонны к миссис Шпротт: несмотря на возраст, она была свежа как огурчик и явно не утратила юношеского пыла. Джек относил данное обстоятельство на счёт числа её детей. От этого либо крепчают, либо выматываются — в последнем случае, без Джека и его девяти старших сестёр и братьев, она могла бы прожить до ста шестидесяти. Мать-героиня писала маслом портреты домашних любимцев, потому что «кто-то же должен», коллекционировала фарфоровых зверюшек, пластинки Голубого Бабуина и памятные тарелочки с Джеллименом. Она уже семнадцать лет вдовела.

— Привет, малыш! — весело воскликнула миссис Шпротт. — Как поживаешь?

— Хорошо, мама. И я уже давно не малыш. Мне сорок четыре.

— Для меня ты навсегда останешься малышом. Что, поросята на виселице?

Джек покачал головой.

— Мы вывернулись наизнанку, но убедить присяжных не удалось.

— Неудивительно, — фыркнула она, — если учесть, насколько они были пристрастны.

— Может, подсудимые и свиньи, мама, но они тоже имеют право на суд равных. В нашем случае это были двенадцать других свиней. Так гласит Великая Хартия тысяча двести пятнадцатого года, и ни я, ни обвинение с этим ничего не можем поделать.