Герой не нашего времени. Эпизод 2 - Дмитрий Полковников Страница 8

Да, уели его сапёры, ехидно интересуясь:

– Почему вы называете Данциг Дансингом?

Елизаров возвращался в город, старательно глуша чувства. Логика подсказывала: Ненашев его сознательно запугивал. Ну не может обычный человек с такой точностью прогнозировать события.

Он покачал головой, тщательно анализируя разговор. Бред какой-то, час назад он почти поверил и начал искать смысл в каждой, путь и насмешливой, фразе комбата. Нет и не будет пророков в любом отечестве.

Гнетущее чувство тревоги возникло вновь на улицах Бреста. Жители быстрее немцев отреагировали на типографскую заметку. Мука, сахар, керосин, мыло, ткани и обувь давно раскупались нарасхват, но в этот день началось безумие.

Ну, ещё понятно, когда освободили Западную Белоруссию, в городах со снабжением товарами стало совсем плохо. Потом чуть наладилось, в магазинах появился хлеб, молоко и конфеты-подушечки, но очереди не исчезли. Как раз их местные приняли очень озлобленно, не понимая, как напрягает силы страна, готовясь к стальной обороне и двойному удару по врагу. Приобретать на рынке вещи могли многие, в основном «восточники» [35].

В госмагазинах мужской костюм стоил триста пятьдесят рублей, часы на сотню дешевле. А еду пограничный народ чаще всего покупал на базаре у селян: больше выбор и нет толкотни в магазинах. Да и жди ещё, когда завезут в военторг дешёвое мясо по два рубля за килограмм.

Но теперь в очередях стояли не только местные. Появились жёны и дети товарищей, прибывших укреплять в Западной Белоруссии советскую власть. Разделял прохожих на «восточников» и «западников» разведчик безошибочно. И не по одежде, как Ненашев, а по знакомому выражению лица.

И так на каждой улице. У каждого магазина. На цены никто не смотрел. Товар заканчивался, но сразу находился энтузиаст, который принимался записывать очередь на следующий день. Потом люди кидали жребий, кто будет караулить места ночью, чтобы к ним не набежали «чужие».

А что творилось у сберкассы! Милиционеру едва удавалось сдерживать толпу. Спросив, в чём дело, Елизаров узнал: жители ринулись снимать деньги и пытались сдать обратно облигации госзаймов. Просьба успокоиться и не поддаваться паническим слухам, распространяемым провокаторами, ещё больше возбудила толпу. А когда услышали, что в день теперь выдают только по пятьдесят рублей, стали раздаваться откровенно антисоветские выкрики.

Публика решила стоять до последнего. Надо быстрее избавиться от ставших внезапно проклятыми советских рублей. Рядом шныряли какие-то типы, предлагая позабытые злотые за рубли и наоборот по специальному курсу. Но не здесь, надо отойти в подворотню.

Очередь, где давали крупу строго по полведра в руки – иначе до закрытия не хватит, – двигалась мучительно медленно. Люди страдали от жары, переругивались, перешёптывались, передавая друг другу какие-то новые слухи.

Но больше всего очередь возмущалась тупостью кассира, которая, казалось, жутко медленно считала цену за весовой товар, мучительно множа рубли на килограммы на деревянных счётах. В её глазах читался ужас от вида обозлённой толпы.

Внезапно люди ещё больше зашумели, зашевелись: какой-то товарищ в белой кепке, сером френче и парусиновых туфлях пытался пройти без очереди, мол, он «имеет право», и ему «некогда». Гражданину сразу нанесли два удара – в лицо и в выпирающий живот. Сразу вмешалась милиция, драчунов с трудом, но разняли и под возмущённый свист зрителей повели в отделение составлять протокол.

Елизаров отвернулся. В Минске порядок был бы наведён решительно и быстро. Как-никак столица Белоруссии была одним из городов, где специальное постановление позволяло милиции штрафовать на пятьдесят рублей всех, кто не помещался в очереди внутри магазина. А заодно выяснить, что здесь делает гражданин в рабочее время и есть ли справка, что начальство отпустило именно его купить дефицитный товар. Очереди пропадали вмиг [36].

Всем сознательным гражданам давно понятно: товарный ажиотаж устроили враги cоветской власти! Дефицит вызван засильем спекулянтов, перепродающих вещи втридорога, и ворьём в магазинах. Сложилась система, но с ней, как и с «цеховиками», усиленно боролся специальный отдел НКВД.

Пусть и недавно создан ОБХСС во главе с майором Гремиловым, зато результаты работы есть. Михаил же видел, как у коллег, будто на дрожжах, росла отчётность.

15 июня 1941 года, воскресенье

Мареева проснулась рано. Женщины вообще просыпаются рано: нужно приготовить завтрак, разбудить детей в школу и сделать сотню разных мелочей, прежде чем отправиться на работу.

Но сегодня воскресенье, дочь в летнем лагере, а муж в очередной командировке. Жаль, что выходной день был рабочим. Перед тем как сесть завтракать, капитан достала из почтового ящика газету [37]. В управлении вечно не хватает времени, и новостей не узнать – в её кабинете, где приходится работать с секретными документами, радио отключено.

Страна жила обычной жизнью. Шесть с половиной миллиардов рублей дали трудящиеся государству взаём. Сокольнический парк культуры и отдыха заполнен физкультурниками – состоялся массовый забег. В Ровно построили сорок пять школ, и в десяти будут преподавать на польском языке. Где-то начался сенокос, где-то уборка пшеницы. Бьют все рекорды трудолюбивые колхозники из Советской Республики немцев Поволжья и Полтавской области.

Она перевернула лист, зачем заглядывать в середину, если заранее знаешь, что там увидишь.

Ого! Скоро начнут выпускать телевизоры! Мареева быстро пробежала глазами заметку и машинально взглянула в колонку, где печатали репертуар. Ничего нового. В филиале МХАТа – ставшие давно привычными «Дни Турбиных», а в Театре Красной армии премьера – «Сон в летнюю ночь».

Полина вздохнула и, долив в стакан кипятка, развернула лист. Там вовсю полыхала мировая война! Действия немцев в Западной Европе. Сражения в Сирии, одни французы воевали с другими. Смертоубийство в Китае. Неторопливые военные мероприятия, проводимые США.

Вчера на выставке к ней никто так и не подошёл, но она хорошо рассмотрела материалы немцев. Впечатляющий результат. За двенадцать дней вермахт, потеряв сто пятьдесят человек убитыми, взял триста пятьдесят тысяч пленных. Югославия капитулировала безоговорочно, война оказалась почти бескровной.

Но видеть фотографии молодых, улыбающихся из люков своих танков и бронемашин, запыленных парней в форме вермахта было противно. С ними сражался её муж в Испании, и она видела, как возник новый порядок в Германии. Наглость парней в коричневой форме была невыносимой.