Нейронный трип - Виталий Вавикин Страница 8

Выдержать паузу. На столе два стакана воды. Глори запивает таблетку. Клод Маунсьер улыбается, смотрит на Мерло и ждет, когда тот проглотит пилюлю.

– Боишься? – спрашивает он.

– Не больше, чем нужно, – говорит Мерло и берет стакан с водой.

Маунсьер улыбается, включает нейронный модулятор. Специальных программ для а-лиса нет. Впрочем, после приема этих пилюль можно вообще не использовать программы. Лишь модулятор, который объединит сознания, остальное сделает ваш собственный мозг. Обо всем этом Мерло знает еще с тех времен, когда четыре года назад написал свою лучшую статью о пропавших детях.

Детектива, проводившего расследование, звали Хинда Соркин, и после вышедшей статьи она больше года преследовала Мерло, обещая свернуть ему шею. Ее коллега и любовник – детектив из отдела нравов Бобби Раст – заверил молодого журналиста, что ему нечего бояться и уж тем более не стоит обращаться с жалобами в участок.

– Она просто немного не в себе из-за пропавших детей, – объяснял он.

Именно от него Мерло и узнал о незаконном бизнесе Клода Маунсьера, узнал о том, что такое а-лис и в кого превращаются люди, подсевшие на этот новый наркотик. У Бобби Раста был низкий, глубокий голос, напоминавший голос Клода Маунсьера, и сейчас, глядя на бывшего мужа Глори, Мерло видел, что Бобби Раст и Клод Маунсьер каким-то странным образом объединились, став одним целым. Он попытался сказать об этом Клоду Маунсьеру, называя его именем знакомого детектива.

– Это а-лис, – сказал бывший муж Глори. – Постарайся не думать обо мне, не думать ни о чем плохом. Вспоминай детство. Не хочу, чтобы твои крики распугали посетителей.

– Вспоминать детство? – тупо переспросил Мерло, чувствуя, как каждая мысль набирает силу, становится способной материализовать себя.

Он закрыл глаза, но продолжил видеть. Все было реальным, но в то же время не имело ничего общего с реальностью. Десятки, сотни историй плыли и плыли по реке жизни, а Мерло стоял на берегу и чувствовал на своей коже тепло далекого солнца, свежесть летнего ветра, запах жимолости и полевых цветов. И был еще голос. Знакомый, доверительный. Голос друга из детства. Мэтью Колхаус.

Он сидел на огромном природном камне и рассказывал историю о своей забытой любви. Мерло знал эту историю и знал камень, на котором сидит старый друг. Камень, который в его крохотном родном городе превратили в памятник, посвятив предкам и борьбе за независимость. История о забытой любви и старый камень каким-то образом стали одним целым. Мерло смотрел на оставленные зубилом надписи на поверхности камня и представлял любовные шрамы, оставленные на разбитом сердце. Слова мемориальной таблички и слова прощаний сливались, уносясь в прошлое.

– Почему бы тебе просто не позвонить той девушке? – спрашивает Мерло.

– Позвонить? Она ведь прошлое.

– Тогда зачем вспоминать?

– Чтобы помнить. – Колхаус поднимает футболку и показывает ему превратившееся в камень сердце, на котором оставлены десятки неразборчивых надписей.

– Думаю, нужно позвонить, – говорит Мерло, увидев высеченный на камне телефонный номер.

– Зачем ты издеваешься надо мной? – спрашивает Колхаус.

– Почему издеваюсь? Когда от меня ушла жена, я ей звонил.

– Ты живешь в прошлом, – качает головой Колхаус. – Ты ничего не понимаешь в настоящем. И ты совсем не ценишь будущее.

– Всего лишь истории, – говорит Мерло, пытаясь понять смысл сказанного другом детства, а по реке за спиной уже плывет водоворот нейронных текстов, где детектив из отдела нравов по имени Бобби Раст рассказывает ему о том, что только в полиции он может законно избивать людей да еще получать за это деньги. – Чертовы истории! – бормочет Мерло. – Чертовы истории…

– Тебе понравилось? – спрашивает Глори, когда они, покинув новый клуб бывшего мужа, возвращаются в гостиничный номер.

– Я видел друга детства, у которого вместо сердца был камень с гравировкой, – говорит Мерло.

– Мне больше понравилась твоя река историй.

– Ты видела мою реку?

– Конечно, мы же были подключены к одному модулятору.

– Если честно, то у меня до сих пор мурашки по коже от а-лиса.

– Зато какой опыт!

– Никогда не хотел писать об а-лисе.

– Думаешь, о пропавших детях писать лучше? – Глори открывает мини-бар, делает два двойных виски. – Как звали детектива, проводившего расследование?

– Хинда Соркин.

– Точно, Хинда Соркин, – Глори улыбается, пытливо заглядывая Мерло в глаза. – Скажи, она правда сумасшедшая или ты написал это, чтобы газета лучше продавалась?

– Думаю, она свихнулась от своего бессилия найти детей.

– Ты редкий сукин сын, Мерло. Ты знаешь об этом?

– Ты критикуешь меня?

– Нет, завидую. Эта история… Это ведь настоящая золотая жила. Жалко, я не смогла добраться до нее.

– Будут и другие.

– Да. Будут.

Они пьют, затем отправляются в кровать. После а-лиса все тело кажется напряженным, готовым взорваться. Чтобы достичь оргазма, требуется не больше пары минут, включая прелюдию и снятие одежды. Напряжение спадает, принося опустошение.

– Так что ты там говорил о друге детства, у которого вместо сердца был камень? – спрашивает Глори, театрально смахивая с мокрого от пота лба челку. – Думаешь, из этого может получиться хорошая история?

– Он уехал в большой город, и больше я его не видел.

– А другие? У тебя же были еще друзья? Может быть, мы сможем продать пару статей о них?

– Не хочу я больше продавать никаких историй.

– Это еще почему?

– Они все-таки мои друзья.

– И что?

– Тебе бы понравилось, если бы я написал о тебе?

– Если бы это сделало мне имя, то да.

– Ты чокнутая.

– Так как насчет истории твоих друзей?

– Хватит на сегодня историй.

– Нужно было сначала спросить, а потом трахаться! – театрально сокрушается Глори.

Мерло долго смотрит ей в глаза.

– Ты изменилась, – говорит он, пытаясь дотянуться до оставленной на прикроватной тумбе пачки сигарет.

– Тебе не нравится?

– Еще не понял.

– Минуту назад мне казалось, ты всем доволен.

– Дело не в сексе.

– Секс – это жизнь.

– Может быть, но продавать за секс истории своих друзей – это подлость.

– Подожди до завтра, и я тебя так заведу…

– Не будет никакого завтра, – говорит Мерло, зажимает в зубах прикуренную сигарету и начинает одеваться.