Метро 2033. Спастись от себя - Анна Калинкина Страница 8

Потом Саня высказал сомнение насчет того, что идти придется мимо древней электростанции. Кто-то ему поведал, что электростанция на Берсеневке то и дело ни с того ни с сего вдруг начинает извергать клубы дыма, словно бы сама по себе, и ходить ночью мимо такого проклятого места опасно. Но Кишка отмел и это возражение. Он заявил, что электростанция и правда иногда вдруг начинает работать сама по себе, но не эта, а чуть дальше, на Раушской набережной. А эта, мол, не работает, и странно было бы, если б там творилась чертовщина, ведь у нее под боком церквушка, а напротив, через реку, вообще главный храм, пусть даже на куполе его свили гнездо вичухи. Он считал, что в таком месте чертовщины быть не могло по определению. Саня скептически хмыкнул, но тут же заявил, что по мосту, по слухам, разгуливал призрак брошенной там когда-то кем-то и погибшей невесты. Кишка уверил, что очень хотел бы посмотреть на эту невесту – после встречи с ним у нее пропала бы охота искать себе женихов и смущать добрых людей. Крыть Сане больше было нечем, и он замолчал. Но потом высказал все же любопытную мысль. «Интересно, – сказал он. – Если вдруг я пойду на свет кремлевских звезд, а потом зайду за дом, откуда их будет уже не видно, меня все равно будет в Кремль тянуть? Или когда звезда из виду пропадет, то и действие ее прекратится?» Кишка сказал, что Сане никто не мешает проверить свою догадку, только лучше на обратном пути. Пусть сперва поможет им попасть в магазин, а потом уже что хочет, то и делает. Саня согласился. И позвал с собой еще Скелетона.

Кишка сначала был против, но Саня клялся, что тот – реальный пацан, и если его не возьмут, то и сам он, Саня, еще крепко подумает. Решили поверить Резаному на слово. Выглядел Скелетон странно. Казалось, что его долго морили голодом: был он тощим, осунувшимся, унылым и немногословным. Совершенно непонятно было, почему Саня так настаивал на его участии в походе.

Судя по карте, выйдя из метро Третьяковская, они попадали на Большую Ордынку, а потом им надо было свернуть в Ордынский тупик. Саню название смутило. Но Кишка объяснил, что тупик этот на самом деле ни хрена не тупик, а переход в переулок, тот самый, где Третьяковка. Саня понимающе закивал. Одно время среди крутых на станции модно было заказывать себе картины в Третьяковке, но картины те вскоре портились, осыпались, трескались, и мода постепенно прошла. Еще поговаривали, что в Третьяковке до сих пор попадаются человеческие останки в большом количестве, словно во время Катастрофы туда народу набилось немерено. Потому не все сталкеры любили туда ходить – говорили, что мерещится там всякая ерунда, особенно в полнолуние.

И вот летней ночью маленький отряд во главе с Истоминым поднялся на поверхность, оказавшись на небольшой площади возле метро. Датчанин и Саня прихватили автоматы, а Скелетон и Кишка решили обойтись ножами. Постояли, прислушиваясь и оглядываясь. Ночная Москва жила своей жизнью – что-то ползало, шуршало и попискивало в зарослях кустарника, успевших пробиться сквозь потрескавшийся асфальт на руинах палаток, из которых давным-давно было вынесено все, что могло пригодиться. Бледный месяц освещал застывшие каменные громады домов. Легкий ветерок шуршал в листве, и Датчанину вдруг захотелось скинуть опостылевшую химзу, снять намордник и вдохнуть свежий ночной воздух, давно уже не отравленный парами бензина и выхлопными газами. Сергей с трудом отогнал это искушение. Двинулся вперед, за ним – Кишка и Саня. А Скелетон так и остался стоять, будто в ступор впал, запрокинув голову, глядя в темное небо. Саня пихнул его в бок, что-то буркнул, и тот, наконец, сделал шаг, другой. У Датчанина возникло сильное желание вернуть этого тощего парня, пока не поздно, обратно на станцию. Но то была бы очень плохая примета.

Путники, поминутно оглядываясь, свернули в Ордынский тупик – узкий переулочек, зажатый между домами, – миновали небольшую церковь и вскоре вышли к скверу, где на булыжном постаменте стояли стеклянные сооружения, изображающие, видимо, картины в рамах. Кишка вспомнил, что раньше тут был фонтан.

Датчанин вдруг заметил, что вокруг опустевшей чаши фонтана скользят какие-то тени. Сталкер поднял руку, подавая знак остановиться идущим сзади. Напряженно вгляделся.

«Неужели клыканы?» – подумал он. Эти потомки собак, куда более грозные, чем их прародители, имели обыкновение затевать свои жуткие хороводы в любом мало-мальски пригодном для этого месте. Лишенные шерсти, с мощными мускулами и не менее мощными когтями, такие твари могли представлять собой серьезную опасность.

Но, присмотревшись, сталкер понял, что шмыгающие туда-сюда животные куда мельче клыканов – возможно, это были крупные кошки, а может, и еще какие представители новой фауны. Агрессии они не проявляли, хотя то и дело замирали, уставившись круглыми желтыми глазами на незнакомцев. Звери явно охотились на более мелкую добычу, а людей воспринимали просто как досадную помеху. Убедившись в этом, Истомин дал своей группе сигнал идти дальше.

Они осторожно миновали Лаврушинский переулок, стараясь не глядеть в сторону набережной – Кишка предупредил, что отсюда может быть видна одна из кремлевских башен. Он еще сообщил, что иногда тут видят призрак экскурсовода, приглашающего в Третьяковку. Но в этот раз обошлось. Правда, пока поглядывали в сторону Третьяковки, на Скелетона вдруг быстро и бесшумно прыгнула какая-то тварь размером с собаку, но Датчанин вовремя ее заметил и принял зверюгу на нож. Скелетон Сергея беспокоил – парень казался самым неприспособленным к походу. Истомин велел ему идти сразу за Кишкой, Саню поставил замыкающим, а сам возглавил отряд.

Кишка, впрочем, постоянно отвлекался и глазел по сторонам, словно группа вышла не за продуктами, а просто прогуляться. Датчанин начинал уже жалеть, что вообще связался с ними. Один Саня, кажется, понимал всю серьезность мероприятия и даже пару раз одернул Кишку.

Тем временем по Толмачевскому дошли до пересечения со Старомонетным, а дальше был не переулок даже, а проход между домами к развилке двух улиц – одна, как помнил Датчанин, шла к станции Полянка, другая – к Октябрьской. Осмотревшись, осторожно пересекли сперва одну улицу, потом другую, пошире – Большую Якиманку, избегая поворачивать головы направо, в сторону Кремля. Истомин нервничал: еще когда они шли по переулку, их сопровождало тревожное верещание, словно какие-то звери – а может, птицы, кто их разберет, – предупреждали всю округу, что идут чужаки. Судя по звукам, твари были мелкие, но они могли выполнять роль наводчиков, давая понять настоящим хищникам, что в их владения забрела потенциальная добыча.

Кишка зацепился взглядом за трехэтажную серую галерею, где на одной из вывесок было написано «Армани». У него сразу возникли догадки насчет того, где одевается теперь китайгородское руководство. Магазин, судя по остаткам витрины, когда-то был предназначен для новобрачных. И Саня Резаный предположил, что и гуляющая по мосту невеста могла позаимствовать платьишко именно здесь. Так, подбадривая друг друга шутками, свернули в переулок, оказавшийся вроде бы Малой Якиманкой – а может, и продолжением той же Большой – табличка с названием улицы прочтению уже практически не поддавалась. По сторонам солидно торчали пузатые кубики особнячков. Путники старались держаться стен домов, чтобы в любой момент можно было занять оборонительную позицию. Раздававшиеся вокруг шорохи и мелькавшие то и дело поблизости тени заставляли Датчанина нервничать, но пока он не ощущал реальной угрозы. Сталкер шагнул вбок – ему показалось, что в проеме между домами что-то притаилось. И вдруг сзади раздался дикий вопль: