Я - Спартак! Битва за Рим - Валерий Атамашкин Страница 8

– Вставай, паскудник этакий! Не хватало еще, чтобы из-за тебя пропал урожай! И вот на таких, как ты, хозяин переводит ячмень и воду! Где это видано! – заверещал он, а потом, обращаясь уже к старшему охраннику, добавил: – Этого завтра в кандалы, толку от него на пашне не будет!

Несчастный раб при этих словах попытался подняться на ноги, но, обессиленный, рухнул наземь. Товарищи, стоявшие рядом, безучастно наблюдали за происходящим. Охранникам даже не пришлось касаться рукоятей своих мечей.

– Ты прав, – старший охранник говорил с хрипотцой. – Выведи его из строя и помести в кандалы! Сегодняшнюю ночь проведет в подвале, без ужина.

Вилик довольно закивал, схватил исхудалого раба за предплечья, силясь поднять с колен, но быстро задохнулся в отдышке. Управляющий усадьбой, несмотря на положение невольника, имел солидный животик, второй подбородок и отнюдь не напоминал человека, страдающего от недоедания. Он с трудом поднял раба на ноги и тут же влепил ему оплеуху.

– Слышал, что тебе сказано? Сегодня без ячменя! – просипел вилик гордо.

Раб только что-то глухо простонал в ответ. Возможно, ему уже было все равно, никаких сил у человека, которому предстояло всю сегодняшнюю ночь и завтрашний день не просто провести в кандалах, но и работать в них, не было. Когда несчастный покинул строй, колонна с рабами двинулась дальше. Расстояние между нами сократилось. Солдаты из-за сумерек и собственной невнимательности не замечали укрывшийся на холме отряд. Вилик оторвался от основной колонны, волоча за собой раба. То и дело были слышны его возгласы, управленец угрожал изнеможенному невольнику скорой расправой. Охранники продолжили прерванный разговор, краем глаза поглядывая на рабов в колонне.

Я медленно вытащил гладиус из ножен. Меч приятно тяготил руку. Пора было покончить с беспределом, который происходит на этой земле.

– Начали! – прошипел я и первым отправил своего нумидийского скакуна в галоп.

Повторять дважды не пришлось. Двадцать девять бойцов моего отряда рванули с места в карьер. Жеребцы озорно заржали, прохладный весенний ветер развеял густые гривы, и отряд гладиаторов в сумерках спустился к подножью холма. Охрана не сразу поняла, что происходит. При виде приближающихся из темноты всадников с клинками наголо солдаты замерли, мигом замолкли, с секунду всматривались в наши силуэты, а затем по команде старшего обнажили свои мечи. Надо отдать должное этим головорезам, никто из них не растерялся и отнюдь не собирался отступать. Рабы при виде нашего конного отряда с любопытством наблюдали за происходящим, но остались стоять в стороне, не проронив ни единого слова, опасаясь получить нагоняй от надсмотрщиков. Я скакал первым, и когда расстояние между нами сократилось, старший среди охранников сделал уверенный шаг вперед. С гладиусом на перевес, охранник одарил меня взглядом исподлобья, но слова, которые хотел было сказать головорез, в буквальном смысле слова застряли поперек его горла. Я сделал выпад, удар совершенно чудовищной силы рассек старшему ключицу и угодил прямо в сердце старого солдата. Головорез вскрикнул, опустился наземь, выпустил свой гладиус из рук. Копыта моего нумидийского жеребца втоптали истекающее кровью тело в грязь. Все происходило стремительно! Гладиаторы с остервенением бросились на попытавшихся защищаться охранников возле колонны с рабами. Охрана взяла плотный строй, который быстро рассыпался, стоило всадникам ударить в первый ряд. Жеребцы, подгоняемые наездниками, прошивали насквозь неряшливые ряды незадачливой охраны. Головорезы падали под копыта жеребцов, не в силах устоять на ногах. Жизни обрывали смертельные удары спат и гладиусов. Кто оказался посмекалистей, пытался бежать, но бойцы из моей группы быстро догоняли беглецов. Я приказал убивать всех до последнего. Силы охранников таяли на глазах, когда из углового входа в виллу показались еще несколько десятков человек, услышавших звуки сражения и решивших выяснить, что происходит снаружи. С тех пор как восстание приобрело размах, многие крупные рабовладельцы для исключения провокаций шли на крайние меры и усиливали охрану в разы. Вилла, на которой остановился мой выбор, оказалась не исключением. Хозяин латифундии стянул на охрану своих владений без малого центурию отборных вояк. Большинство из них не были одеты в доспехи, но успели похватать гладиусы и сики. Среди них был тот самый вилик, который, завидев происходящее на улице неподалеку от стойла, вскрикнул и схватился за голову.

– Эй! Кто вы такие? Что вытворяете? Да вы понятия не имеете, чья эта вилла! Безумцы! – верещал он, отступая.

Яростные крики вилика, смешенные с угрозами, только раззадорили моих бойцов! Один из гладиаторов подскочил к колонне невольников, готовых провалиться сквозь землю посреди поля брани. Он остановил своего гнедого, всучил одному из невольников гладиус павшего охранника.

– Вооружайтесь и присоединяйтесь к восстанию Спартака! Теперь вы свободные люди! – прорычал гладиатор.

Раб недоверчиво посмотрел на меч, неуверенно взял гладиус из рук всадника, переложил клинок из одной руки в другую и вскинул гладиус над своей головой. По щекам несчастного потекли слезы, в глазах появился давно угасший блеск. С мечом наголо он бросился в самую гущу сражения, к воротам виллы, где численное большинство было за охранной. Примеру брата по несчастью последовали остальные невольники. Рабы в колонне хватали мечи павших охранников и с криками «Свобода» бросались в самую гущу сражения. Рабов было слишком много, мечей на всех не хватало, но отчаявшиеся люди хватали с земли палки и булыжники. На моем лице застыла улыбка. Невольники, которым сегодня выпал шанс сбросить с себя оковы господина, хотели воспользоваться им сполна. Первые камни полетели в сторону углового входа в виллу, сбивая с толку охранников, все еще размышлявших над тем, с какой стороны ударить по моей группе, добивавшей остатки головорезов из колонны. Несколько человек из охраны нырнули в проход вилы, вскоре оттуда появились щиты. Римляне наспех построились, отбили шквал обрушившихся на них булыжников и двинулись в лоб обезумевшим рабам, которые напрочь позабыли об изнурительном дне, проведенном на пашне, и единым нахрапом бросались на щиты римлян.

– Бейте! Бейте пакостников! – вилик, словно ужаленный, прятался за стеной щитов, всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к происходящему, а одна только мысль о причастности к восстанию претит его нутру.

Рабы ударили, ничуть не смущаясь выставленной стены щитов. Атака невольников выглядела неумелой, неподготовленной, но отчаянной, поэтому охрана дрогнула. Римляне прижались к выходу из виллы, всеми силами сдерживая напор рабов. Успех невольников не удалось развить, римляне контратаковали, наземь упали первые рабы, сраженные выверенными ударами мечей охраны, из строя выпадали раненые. В неравной битве у невольников не было шанса победить! Я скомандовал гладиаторам поддержать захлебывающееся наступление рабов у входа в виллу. Бойцы из моего отряда устремились к стойлам. Маятник сражения раскачивался, никому не удавалось прочно захватить инициативу. При виде гладиаторов охранники укрылись в вилле. Входная дверь с грохотом захлопнулась, скрипнул засов. Несколько рабов, осмелевших, с мечами в руках попытались выломать дверь, но ничего не вышло.