Штампованное счастье. Год 2180 - Игорь Поль Страница 81

Зеленый огонек в шлюзе последнего отсека. Я останавливаюсь. Сердце колотится, как сумасшедшее. Усилием воли я заставляю себя успокоиться. Мысленно оглаживаю свое тело напряженными ладонями. В голове проясняется. Я отталкиваю замершего немого истукана в сторону. Вщелкиваю винтовку в держатель. Прикасаюсь к сенсору открывания. Тишина. Я берусь за маховик ручного открывания.

«Силы Земной Федерации! Предлагаем вам прекратить бессмысленное сопротивление! Гарантируем вам жизнь, медицинское обслуживание и гуманное обращение согласно международным соглашениям…»

Оборот маховика.

«Передаю привет… Пятнадцатый отсек захвачен… Потеряно четыре единицы оборонительных устройств М-40…»

Еще оборот.

«Легионеры! Вы храбро сражались с превосходящими силами. Вы сделали все, что в ваших силах. Мы уважаем ваше мужество. Но наши страны не находятся в состоянии войны. Устав допускает сдачу в плен, когда дальнейшее сопротивление потеряло смысл. Сохраните свои жизни. Они нужны вашей стране. Прекратите сопротивление. В случае вашего согласия сложить оружие транслируйте открытым текстом стандартную опознавательную фразу с добавлением слова „сдаюсь“. Вас пропустят к месту сбора…»

«Двадцатый отсек захвачен… Система уничтожения оборудования выведена из строя… Угрожающая ситуация…»

Оборот.

«Легионеры! Ваши смерти бессмысленны…»

А вот тут ты врешь, человечек. Это наши жизни бессмысленны. Все наше существование, включая рождение,– сплошной набор нелепостей. А вот смерть, наоборот, имеет глубокий смысл. Ведь мы солдаты. Умирая, мы уверены, что делаем это во имя долга. Во имя интересов Земли. Во имя интересов, о которых не имеем ни малейшего понятия. Как и большинство ее обитателей, вечно жующих скотов под кайфом, считающих меня и таких, как я, чем-то средним между животными и роботами. Вот незадача-то. Я ведь даже не могу этот красивый голубой шар родиной назвать. Моя родина – железная раковина десантного отсека, а ей-то сейчас наверняка ничего не угрожает. Тогда кого я тут защищаю? Дьявол, не сбивай меня с мысли! Главное – влезть в драку. А потом защищать своих товарищей и себя. Легион. Нет, тоже не так. Ага, вот главное – стоять на страже. А при попытке дать решительный отпор. На страже чего? Попытки к чему? Снова путаница. Попробуем с другой стороны. Защищать демократические ценности. Отстаивать земной образ жизни. Право человека на свободу. Точно, оно! Прямо как по писаному! В уставе так и говорится. Нет, постой, я-то ведь не человек! Откуда мне знать, что за образ жизни называется земным? И что такое эти самые ценности? К тому же в радиусе миллиона миль вокруг нет ни одного землянина. Ничего, кроме вертикали подчинения Легиона, я не знаю. Для меня она – единственно понятное мироустройство. Всякие парламенты – земные или марсианские,– я слабо представляю, для чего они нужны и чем по сути отличаются друг от друга. Разве что словами, которые произносят выступающие с их трибун люди. Тогда что я тут делаю? Ради чего десятки моих товарищей погибли? Ради чего вскоре погибну я? На кой дьявол мне убивать этих людей наверху, людей, которые наверняка тоже не очень хорошо представляют себе значение слова «Родина»? Должно быть, кому-то из них, истекающему кровью под завалом наверху, в голову, как и мне, лезут всякие глупости.

Я трясу головой, разгоняя ненужные мысли. Мыслей не остается. Остается только стремление. Туда, за массивную дверь.

Оборот.

«Попытка проникновения в семнадцатый отсек… Веду оборонительные действия…»

«Легионеры!..»

«Передаю привет…»

Я до крови прикусываю губу, не давая роящимся словам проникать в сознание. Слова упорно долбят мозг. Перекрикивая их, я громко повторяю вслух: «Я еще жив, сволочи. Я еще жив». Звук собственного голоса позволяет мне сосредоточиться. Дверь медленно распахивается. Я вталкиваю полуживого союзника в тамбур и поспешно захлопываю тяжелую плиту.

18

«Молчаливая оппозиция к режиму вседозволенности – путь к гибели. Выполнение производственных программ Земли – кирпичики в стены нашей тюрьмы. Нет революционеров и нет верящих в свободное будущее. Есть только деньги, коррупция и власть. Есть бедные люди, вынужденные зарабатывать, чтобы не умереть, и есть богатые, которые могут, но не хотят иметь убеждения. Зачем они им? У них и так все есть. Тем, кто вынужден работать, терять больше нечего. Мирный путь не для нас. Профсоюзы подконтрольны генерал-губернаторам. Связаны по рукам и ногам драконовскими законами. Мы должны оказывать давление на правительство. Каждый день, каждый час. Парализовать власть генерал-губернаторов. Поставить их на колени. Обезглавленная власть вызовет хаос. Хаос породит пробуждение самосознания. Люди, освобожденные от тотального контроля, изберут своих лидеров. Новые лидеры перестроят промышленные программы. Мы сможем обеспечивать себя всем необходимым. Даже строить корабли. Марс нам не союзник. Он нужен нам лишь на время открытой конфронтации с земными карательными силами. Идеи фундаментального фанатизма далеки от идей свободного общества. Мы нужны марсианам до тех пор, пока способны ослабить Землю…»

Голос этот мне смутно знаком. Я делаю неловкое движение. Приклад звякает о чьи-то нары. Поджарый бородатый детина затыкается на полуслове, всматриваясь в темноту. Головы собравшихся, как по команде, поворачиваются в мою сторону. В зеленой тьме вспыхивают белые пятна. Лица. Десятки лиц. Они повсюду.

– Эй, кто там? Чертова темнота! Кто-нибудь! Дневальный, вызови дежурного! Узнайте, что происходит!

Я ослабляю хватку на скользкой, потной физиономии человека, рот которого зажимаю перчаткой. Подталкиваю его.

– Только что пробовал,– хрипло отзывается он в темноту.– Нет связи. Шлюз заблокирован. С той стороны вакуум.

– Соблюдайте спокойствие, товарищи! – властно говорит бородач.– Воздуха у нас много. Вода есть. Нет повода для паники. Наверное, небольшая авария из-за землетрясения.

Хвастливый голос впереди:

– Подумаешь, землетрясение. Вот на Церере трясло так трясло. Целые заводы в разломы проваливались. А это – так, легкий толчок. Не стоит беспокойства.

– Храбрец выискался. Отопление не работает. Мы тут через сутки закоченеем,– спорят с ним.

– Надо достучаться до дежурного. Вентиляции тоже нет. К утру внизу дышать нечем будет.

– Надо фильтры развернуть! Они в аварийном шкафу.

– Толку от них! Без циркуляции они бесполезны.

– И ужин пропустили!

Термиты в битком набитом низком тесном отсеке перекрикиваются и спорят, давясь кашлем. Волны голосов отражаются от стен и гаснут в темноте. Каждый гневный выкрик кажется мне вымученным. Гнев их неестественен, будто злятся тут по привычке.

Я открываю лицевую пластину. В нос шибает тяжелым смрадом. Живые мертвецы и пахнут соответственно. Три кружки воды в день на брата – не до гигиены.

– На чем я остановился? – Голос бородача перекрывает гул.

– На марсианах, Джон,– услужливо подсказывают ему.