Разжигая пламя - Ольга Ясницкая Страница 86

Самое чудовищное — осознавать своё бессилие, и это чувство неумолимо пожирало изнутри, оставляя после ненависть и презрение к самому себе. Сжав руку мальчишки, Максиан сглотнул подступивший к горлу ком:

— Как же тебя так угораздило, сынок?

Семидесятый равнодушно посмотрел на него и перевёл взгляд на друга:

— Керс… Скажи ей… — слова давались с трудом, кровь, хлеставшая из горла, мешала говорить. — Пусть… не спешит… Я подожду…

— Что ты несёшь! — Сто Тридцать Шестой приподнял его голову. — Не, брат! Я вытащу тебя отсюда! Мы ещё с тобой выпьем синего дыма на берегу… Держись, мать твою!

Жизнь в глазах Семидесятого быстро угасала. Взгляд стал рассеянным, безразличным, устремлённым сквозь других, словно на что-то важное, видимое только ему одному.

— Куда ты, брат?! Как же Твин? Как же море? — Сто Тридцать Шестой прижал его к груди, будто это удержит, будто это не даст ему умереть. — Не уходи, брат! Слышишь?! Пожалуйста, не уходи! Госпожа подождёт!

Сил смотреть на мальчишку, ещё несколько минут назад полного жизни, надежд и любви, у Максиана уже не оставалось. Он выпустил руку Семидесятого, которая тут же безвольно ударилась о землю; застывшие глаза смотрели сквозь друга, который никак не хотел отпускать его.

«Зачем, сынок? Зачем? Лучше бы умер я! И что мне теперь сказать Твин? Что мне теперь ей сказать?! Будь я проклят!»

Севир, побледневший, истощённый скверной, опёрся на плечо Клыка:

— Поднимайся, малец! Нам нужно уходить. Я долго не удержу…

— Нет! Я не брошу его! Слышишь, Слай? Я с тобой! Я тебя не брошу!

— Керс! — Севиру каждое слово стоило огромных усилий. — Он мёртв! Ты понимаешь? Он. Мёртв!

Осквернённый со странным прозвищем даже не поднял головы. Максиан только сейчас вспомнил о Проклятой Четвёрке, которую столько раз упоминал Седой. Выходит, этот, со шрамом, один из друзей Твин. Оказывается, старик не преувеличивал — они действительно могли без сомнения называться семьёй. То, что сейчас испытывал Сто Тридцать Шестой, не было обычной горечью от потери соратника или друга. Это была мучительная боль утраты того, кого считал близким, называл братом.

Топот копыт нарастал с каждой секундой. Поднявшись на ноги, Максиан наблюдал, как приближаются всадники, сразу с обеих сторон. Выстрелы на мгновение стихли, только для того, чтобы засыпать беглецов новой порцией свинца.

Максиан понимал: выбраться отсюда невозможно. Зачем обманываться пустыми надеждами? Горстка осквернённых, пусть даже скорпионов, не способна справиться с конницей королевского гарнизона, а их здесь несколько десятков, не меньше!

— Ну всё, малец, вставай! — Севир коснулся плеча своего подопечного.

— Убирайтесь! — подняв голову, прорычал Керс. — Я сказал, убирайтесь!

Максиан невольно отшатнулся, глядя в ослепительно яркие, как солнце, глаза Сто Тридцать Шестого. В них словно пылал огонь, способный испепелить любого, кто посмеет приблизиться. Земля под ногами вдруг завибрировала, и Севир, нахмурившись, попятился:

— Всем назад! Отойдите от него!

Максиан, не мешкая, отскочил в сторону, другие, переглядываясь и бранясь, последовали его примеру.

— Катитесь все в пекло! — прокричал Сто Тридцать Шестой, и из земли тут же вырвались гигантские, в человеческий рост, земляные шипы, окружившие своего создателя полумесяцем.

Щит Севира в то же мгновение спал. Кто-то из осквернённых вскрикнул, повалился на землю, отполз за созданное соратником укрытие. Максиан, как и остальные, также прижался к земляной стене, что, взрываясь брызгами, впитывала в себя пули.

Защита была ненадёжной: стреляли со всех сторон. Но прятаться больше было негде, и бежать тоже было некуда: их окружили, загнали в ловушку, как неразумных животных.

— Да что он творит! — выдохнул здоровяк рядом.

Сразу догадавшись, о ком речь, Максиан выглянул между шипами.

Сто Тридцать Шестой неподвижно стоял над убитым другом, повернувшись лицом к приближающимся солдатам. Выждав несколько секунд, он вдруг швырнул что-то в воздух.

От внезапного взрыва зазвенело в ушах, стёкла разлетелись на тысячи мелких осколков; языки пламени гигантскими лепестками распустились прямо в воздухе, ринулись вперёд, разрастаясь, врываясь в окна домов, что скрывали врагов.

Стрельба прекратилась. Улицу затопили вопли и конское ржание. В одном из домов что-то взорвалось, и здание вспыхнуло как спичка. То и дело мелькали крупы лошадей, доспехи, фигуры, охваченные огнём — несчастные, кому не повезло оказаться на первой линии.

Пламя, пройдясь по улице пожирающей волной, исчезло, будто его и не было вовсе. Солдаты, успевшие убраться подальше от взрыва, остановились, успокаивая гарцующих в страхе животных.

Обуглившиеся человеческие тела вперемешку с лошадиными ещё дымились, в нос ударило палёной шерстью и плотью.

Из некоторых окон снова принялись стрелять, теперь уже метя в единственную цель — неподвижно стоящего посреди улыцы осквернённого, что в одну секунду сжёг чуть ли не половину конного отряда. К ним тут же присоединились уцелевшие всадники, но, казалось, Сто Тридцать Шестого это нисколько не заботило.

Максиан сначала подумал, что Севир создал для того щит, но, взглянув на почти обессилевшего предводителя Пера, молча наблюдавшего за происходящим, понял, что он здесь совсем ни при чём, мальчишка был неуязвим для пуль, но каким образом — понять было невозможно.

И тут произошло то, что, наверное, Максиан до конца своих дней будет видеть в ночных кошмарах.

Земля под копытами лошадей будто ожила, пошла рябью, как вода от порыва ветра. С обезумевшим ржанием животные стремительно погружались в вязкую чёрную грязь, увлекая за собой всадников. Кто-то спрыгивал с седла и тут же начинал тонуть, кто-то чудом умудрялся выкарабкаться из смертельной ловушки и укрыться в домах, оставляя молящих о помощи соратников мучительно погибать в земляной топи, безжалостно поглощающей всё, что в неё попадало.

Леденящая душу какофония криков ужаса и отчаяния достигла апогея и внезапно стихла в одно мгновение. Земля застыла, закаменела, и только торчащие из неё конечности и головы — человеческие и лошадиные — служили доказательством тому, что всё это не привиделось, что всё это не сон, порождённый воспалённым разумом.

Максиан не мог отвести глаз от ещё стонущего в мучениях солдата, чьё тело оказалось скованным землёй по самый подбородок.

«Его ещё можно спасти», — промелькнула мысль.

За спиной послышались крики, загрохотали выстрелы, зазвенела сталь. Максиан только сейчас обнаружил, что стоит рядом с Севиром, остальные ринулись в бой с отрядом, что атаковал с тыла.

— Месмерита лысого мне за пазуху, вот это зрелище! — казалось, командир Пера сиял от восторга, но Максиан не мог разделить его восхищение: погибли люди, и неважно, на чьей они были стороне.