Мой пушистый фамильяр - Наталья Корепанова Страница 9

Нет, поднять, конечно, можно, только ведь не человек это уже будет — мертвец ходячий, зомби. И уже не он мной, а я им командовать начну.

Только зачем мне такое счастье? Он же скоро вонять начнет, гнить. Тьфу, от одной мысли тошнить начинает.

Вот и сидел я над телом хозяйки, к смерти готовился.

Да не тут-то было. Клятва ожила, начала требовать действий. Сопротивлялся я, как мог, да клятве не больно-то посопротивляешься. Когда тебя наизнанку выворачивать начинает, так и зомби поднять согласишься.

Вот и оживил я ведьму. Сперва так и подумал: зомби поднял. Даже отлетел подальше, чтобы этот мертвяк меня не порвал. Они, когда восстают, очень уж злые бывают. А как не подумать о зомби, когда вместо хозяйки кукла получилась? Встала, глазами хлопает, по сторонам таращится, словно не понимает, где оказалась. Поднятые мертвецы тоже себя так ведут, пока у них сознание окончательно не погаснет. Потом им все равно становится, и они начинают двигаться. Идут, куда ноги шагают, если им направление не задашь.

Вот и эта кукла пошлепала по тропинке прямо к дому колдуна. Решила, видимо, еще раз самоубиться. Пришлось ее позвать.

А потом, как она через овраг перебралась, и я ее увидел вблизи…

Честно говоря, я не понял, что произошло. Вроде, и зомби, а вроде — и нет. Странно она себя как-то вела. Двигалась и разговаривала, как живая, а вопросы задавала, как упокоенная. Они тоже ничего не помнят, когда восстают. И смотрела вокруг с таким изумлением, что мне даже мысль пришла: а может, теперь я кого-то призвал и сейчас этот кто-то, как я когда-то, тоже пытается разобраться, не понимая, куда его занесло?

Нет, не может быть. Я ж никаких пентаграмм не рисовал, заклинаний не произносил. Просто силу пустил, остальное клятва делала.

Но почему тогда во время уборки ведьма так долго рассматривала себя, наткнувшись на прикрученное к дверце шкафа зеркало? Словно в первый раз свое отражение видела.

Я поначалу обрадовался, что ведьма ничего не помнит, хамить ей начал, хоть так решил отомстить за свое унижение. А потом вдруг жалко ее стало, такой уставшей и несчастной она выглядела.

Сам себе удивился: с чего бы мне ведьму жалеть? Сколько она мне зла причинила — вовек ей со мной не рассчитаться. А сам с чего-то взял — и поесть приготовил. И комнату в порядок привел, пока она у ручья сидела. Настолько она была измученная после уборки, что я и вправду ей посочувствовал.

Да и вела она себя не так, как обычно. Не ругалась, не приказывала, за хлыст не хваталась. Когда мы ужинать сели, не согнала меня со стола, куда я для проверки уселся, не отправила на пол к печке, где обычно стояла моя миска. И выгнала меня из комнаты, когда помыться решила. Никогда ведьма так не делала. Наоборот, дразнила: мол, смотри — такая красота, а не твоя, и твоей никогда не будет. И еще руками проводила по груди, по бедрам. Волосами своими рыжими трясла, пальцами их перебирала, на кулак наматывала. Знала, дрянь, что всегда любил я пышногрудых красавиц с длинными волосами.

Мы ж так и познакомились. Как-то в начале осени охотился я в этом лесу, да и встретил у ручья красотку фигуристую. Слово за слово — остался у нее ночевать. А утром, когда потребовала она у меня во дворец ее с собой взять, рассмеялся, да и сказал, что простолюдинкам во дворце не место. И дал золотой за теплую ночку.

Знал бы я, что она ведьма, обошел бы десятой дорогой. А так — уехал, слыша брошенное в спину:

— Подожди, красавчик, мы еще встретимся. И встреча эта тебе не понравится, клянусь жизнью своей.

С той встречи прошло больше полугода. Зима миновала, весна промелькнула, лето наступило. Я уж и забыл о рыжеволосой красавице, столько за это время в моих покоях девушек побывало. Поехал снова на охоту, и — нарвался. Я-то забыл, а она не забыла и все это время план мести вынашивала. Монстроида выловила. Как уж ей это удалось — не знаю, но, видимо, злость оказалась хорошим советчиком. Заклинание призыва выучила. Где она его откопала? Оно, вообще-то,запрещено законом и те, кто им пользуется, очень рискуют. Если бы я мог написать на нее донос, ее бы на костре сожгли.

Впрочем, что мне от этого? Все равно бы воскрешать пришлось. Только лишние хлопоты.

И вот теперь сижу я на спинке кровати и смотрю на свою мучительницу. И почему-то сегодня первый раз мне не хочется вонзить в нее когти и вцепиться зубами в шею. Идет от нее, сонной, умиротворяющее тепло. И, видимо, снится ей что-то хорошее, такая добрая, солнечная улыбка освещает ее лицо.

Что же мне с тобой делать теперь, ведьма?

Василинка.

Никогда не называл тебя по имени. Слишком доброе и красивое оно у тебя. Не по твоему характеру, ведьма. А сейчас сижу и перекатываю его во рту, как леденцы сладкие: Ва-си-лин-ка…

И почему-то мне это нравится.

Только вот не верю я тебе, ведьма. Придешь в себя, вспомнишь, кто ты такая, и останется мне только воспоминание о том, какой ты, оказывается, можешь быть, Василинка…

Я проснулась утром от того, что солнечный луч, пробежав по комнате, пригрел мне щеку. Открыла глаза, думая, что лежу в своей кровати, и уткнулась взглядом в сидящий на спинке кровати зеленый пушистый шарик.

В первый момент опять чуть не подскочила, но события предыдущего дня всплыли в памяти мгновенно, не дав запаниковать, и я только тихонечко вздохнула: значит, я все еще в коме? Надеюсь, я не останусь тут на веки вечные? Как-то неохота мне остаток дней провести в лесу, без удобств и Интернета. Да и мыться в тазике мне вчера тоже не понравилось. Надо хоть какую-нибудь бочку поискать. Должна же была ведьма как-то себя в порядок приводить? А в бочке мыться все же удобнее, чем в тазу.

Снова взглянула на своего фамильяра.

Пушистик спал. Закрытые глаза сливались с общим фоном его шубки, и я сначала даже не поняла, сидит он ко мне передом или задом. Спиной, то есть. У него и веки, оказывается, мехом покрыты. Как же он глаза открытыми держит? Неужели шерсть не мешает?

Тьфу, что за глупые вопросы в голову лезут? Какая мне разница, как у него глаза устроены? Больше думать не о чем, что ли?

А о чем мне еще думать? О маме с папой? О том, что я лежу где-то при смерти и неизвестно, очнусь ли когда-нибудь? Нет уж, лучше анатомию Пушистика изучать. А то от таких мыслей можно волком взвыть.

Да и потом, почему я решила, что я — в коме? Может, я на самом деле уже умерла давно, а душа моя оказалась здесь, в теле ведьмы.

Сколько раз о таких поворотах судьбы в фэнтези читала! Когда в двух мирах одновременно умирают две девушки, и их души меняются местами. Или не меняются, а только одна из них попадает в другой мир и оказывается в чужом теле.

Но тогда получается, что ведьма умерла? И я, значит, здесь навсегда останусь?

Ой, нет. Точно лучше о строении глаз фамильяра думать, чем с подобными мыслями бороться. А еще лучше — встать, зарядку сделать, да позавтракать. Потом нужно выяснить, как ведьма гигиенические процедуры проводила, бочку найти или в чем она там мылась. С округой познакомиться, узнать у Пушистика о мире: кто в нем живет, кто правит, что можно и что нельзя делать. И что за колдун, который меня, то есть ведьму, убить хочет? Короче, дел полно, хватит валяться и горестным мыслям предаваться!