Великая степь - Виктор Точинов Страница 9

Сейчас Ткачик понял, что там же, в желтых зданиях казарм, могли без всякой пропаганды и подпольщины подготовить исполнителя-одиночку. Бредущий куда-то по делу или без дела по Девятке солдатик — примелькавшаяся до незаметности деталь пейзажа. Никто и никогда не даст словесный портрет только что, минуту назад встреченного бойца… А через пять минут — и не вспомнит, что встретил. Люди-невидимки… Натаскать такого (стимулов кучу придумать можно) — идеальный исполнитель. Выстрелил и исчез. Не опознают, не вспомнят…

Ткачик перешел с трусцы на полноценный бег. Догнать старшого, прикрыть от только что осознанной опасности. Куртка сползала, открывая вороненый металл, он прижал ее локтем. И побежал быстрее.

Ткачик ошибался. Этот вариант Гамаюн просчитал тоже Он просчитывал всё и всегда. Но информировал подчиненных, не выходя за рамки поставленной задачи.

У гостиницы, прозванной «Хилтон-Девятка», толпился народ.

Это не был пяти-, или четырех-, или менее звездный отель. Портье, коридорных и горничных в штате не числилось. И интердевочки у входа не дежурили. Более того, постояльцы за проживание в номерах ни рубля (и ни тенге) не платили. Да и номера своего названия не заслуживали — двухкоечные конурки. Короче, КЭЧ [2]его знает, отчего двухэтажный барак для командированных именовали гостиницей.

Народ толпился — подъехала водовозка с прицепом-цистерной, сегодня утром питьевую получали «Хилтон» и четыре ближайших к нему дома. Ткачик, подбегая, на ходу оценивал обстановку. И — первым делом выхватывал взглядом из общего столпотворения фигуры в солдатском х/б.

Вот четверо наверху, откинули борт и подают вниз сорокалитровые алюминиевые фляги и громадные глиняные кувшины — подобная тара стала появляться на Девятке недавно… Не то, эту четверку Ткачик знал, старослужащие, обстрелянные, проверенные, каждый день к скважине ездят (та еще служба!).

Этих поди подбей в Гамаюна стрелять — руки-ноги оторвут, остальное в Отдел доставят…

Толклись вокруг и другие бойцы. Понурые, в форме не по размеру… Черпаки. Вроде и не самая низшая ступень армейской иерархии — но лишь в обычных условиях. Пополнений не было несколько месяцев, и жизнь вчерашних салаг, ставших ныне черпаками, от смены статуса отнюдь не полегчала…

Но подозрений никто из них не вызвал — подхватывали вдвоем флягу или вчетвером кувшин и волокли на квартиру непосредственного начальства (обычно не ниже майора — у каждого звания свои привилегии). Все емкости подписаны масляной краской — приделать ноги чужой таре и поставить под бражку охотников хватает…

Гамаюн уже удалялся от водовозки и окружавшего ее столпотворения. Ткачик сбавил ход, водил взглядом по расходившимся от машины. Багира занималась тем же сверху, с гостиничного крыльца. В своем наряде и рыжем парике она напоминала путанку-неудачницу, не пойми как угодившую к «Хилтон-Девятке» и бесплодно высматривающую денежного клиента… Лягушонка не видно. Надо думать, распаковал в укромном уголке свою СВД и прикрывает со стороны…

Никто из жаждущих свежей питьевой водички ничего против подполковника не предпринял. Ткачик чуть расслабился. До здания штаба рукой подать, три минуты прогулочным шагом… Вроде пронесло.

Он трусцой огибал все более редеющую толпу. Солдатики почти все разбрелись, сгибаясь под ношей. Капитаны, лейтенанты и прапорщики, доставлявшие бидоны до квартир самолично, грузили емкости на всевозможные тележки. Чуть дальше к цистерне выстроилась очередь с канистрами в руках. Обрывки разговоров скользили мимо внимания Ткачика.

— …прикинь? Загнул — восемь баранок за литр…

—… с Третьего вернулся. Говорит, всех…

— …не успели, всю неделю с опреснителя пили, ничего…

—… кто-кто, дед в пальто. За базаром следи, вон, про…

—… Машка Мейсон в последней…

—… сегодня, здоровущий, метров восемьдесят, говорят, всё, хватит, не поплывут больше за…

— … как печка раскочегаренная, даром что сорок пять, а сиськи…

— … так и скажи. В гробу я…

— … все по расписке, чин по чину. А что мне теперь эти…

Он не вслушивался, главным и почти единственным органом чувств стало зрение, периферийное в том числе. Ткачик улавливал все, стараясь вовремя засечь человека, пока не начавшего двигаться, но уже вогнавшего тело в ритм — внимательным и тренированным глазом такое можно увидеть.

И — он увидел.

Гамаюн не остановился, но начал двигаться странной для непосвященного наблюдателя, плывуще-танцующей походкой.

Ткачик понял, что старшой тоже видит. Видит, как напряжен идущий навстречу — высокий, худощавый, в цивильном. Видит перекинутую через руку куртку (здесь? в конце мая?). Видит скованную, деревянную походку. Видит все — и готов. Готов ко всему.

Ткачик ускорился. И тут впереди что-то сломалось, что-то пошло не так… Что там такое, айдахар вам всем в…

Гамаюн остановился и обратился к встречному. И тот ответил, и тоже остановился, подойдя ближе, и повернулся к старшому, и старшой говорил ему что-то еще, и сделал успокаивающий жест рукой, а тот, высокий, — тот нервничал, тот дергался, тот просто танцевал, рука с перекинутой курткой стала подниматься, сейчас ведь пальнет, на что смотрит старшой…

Ткачика выстрелило с места, как ракету пороховым ускорителем.

Все длилось вечность. Вечность падала куртка, и вечность высокий тянул к блеснувшему оружию зачем-то еще и левую руку, и вечность Ткачик летел оставшиеся ему метры, и вечность удивлялся странной неподвижности старшого, и вечность думал: не успеть…

А потом вечность сжалась в короткие, как выстрел, мгновения.

Удар в бок. Ткачик выдергивает оружие у высокого — по инерции пролетая мимо. Пальцы того хрустят — Ткачик слышит. Секундно удивляется юному лицу стрелка. Падает, группируясь. Вскакивает, рвет из кобуры пистолет. Пушка киллера (обрез?) падает под ноги. Стрелок — успев развернуться — напролом в кусты. Боль в боку — сильная. Прицел ловит узкую спину. Мимо — перекрывая цель — смазанная тень. Рыжий парик. Багира… Ткачик разворачивается, ему уже плевать на стрелка. От Багиры не уходят… Бок болит, ерунда, не смертельно, при сильных пулевых в первые мгновения не больно… Что со старшим?

Старшой на ногах. Пошатнулся, но устоял. Скривившись, держится за левую сторону груди. Пулька смешного калибра 5.6, вскользь пробороздившая Ткачику бок, именно туда и попала.