Протокол "Шторм" - Влад Полевой Страница 9

Легким шагом, неспешно, вертя головой по сторонам и любуясь старинными зданиями, Пашка пересек Васильевский и, перебравшись по мосту Лейтенанта Шмидта через Неву, а затем совершив еще один небольшой марш-бросок, молодой человек оказался у дома с нужным номером. Обветшалая дверь с врезанным кодовым замком вместо привычного домофона, близость рюмочной и пара сгнивших остовов машин, стоящих на вечном приколе неподалеку, его не смутили. Быстро подобрав верный код по потертым клавишам, Кочетков поднялся на нужный этаж и, найдя в скопище многочисленных звонков на дверном косяке нужную кнопку, уверенно вдавил ее до упора.

Арендодателем оказалась милая дама неопределенного возраста. Видавший виды трикотажный жакет и волосы, забранные в конских хвост на затылке, никак не вязались с тщательно выведенным мейкапом и явно дорогими золотыми украшениями. Казалось, дама металась, пытаясь найти себя то в образе старой грымзы, то в амплуа деловой леди.

– Деньги вперед, – властно заявила она, едва открыв паспорт и убедившись, что у Пашки нет местной прописки, – а то знаю я вас, охламонов. Жить живете, а чуть платить, так сразу с квартиры прыг, и ищи вас.

– Да что вы, – попытался заверить даму простодушный Пашка. – Мы, Кочетковы – люди дела. Если что и сказали, то обязательно слово держим.

– Замечательно, молодой человек, но деньги вперед.

Еще с полчаса младший Кочетков выслушивал инструкции, которых обязался придерживаться во что бы то ни стало. Нельзя было водить «кого ни попадя», курить в комнате, пользоваться кипятильниками и подключать другую энергопотребляющую аппаратуру. Строго запрещалось громко слушать музыку, сверлить стены, складировать хлам и по своему усмотрению устраивать перестройку и меблировку сдаваемой жилплощади. Малейшая жалоба соседей грозила немедленным выселением, так что если и ходить по полу, то обязательно в мягкой обуви, телевизор смотреть в полгромкости и относиться к дверце холодильника настолько чутко, как если бы это была твоя личная дверца из хрусталя, взятая в ипотеку.

– Так что ты на испытательном сроке, – серьезно заявила дама. – Вот тебе ключи от комнаты и входной двери. – Солидно брякнувшая связка быстро перекочевала из одной ладони в другую и была отправлена в карман кочетковских брюк. – Тут еще один вот такой живет, Ивашка Петров. Тот еще раздолбай. Говорят, неделями на квартире может не появляться, однако деньги платит исправно. Откуда они у сопляка? Ворует, небось, ну да мне на это до лампочки. Платит в срок, и хорошо.

Звали даму Прасковья Тихоновна. Быстро выдав ценные указания и посетовав на то, что вся молодежь пропащая, а заодно облегчив Пашкин кошелек, Прасковья Тихоновна отбыла восвояси, а молодой человек тем временем решил как следует осмотреть тот «райский уголок», оплата за который ополовинила его бюджет. Если даже с первого взгляда жилплощадь была не ахти, то при более пристальном изучении и вовсе повергла Пашку в уныние. Желтый потолок с оббитой лепниной, остатками былого великолепия. Через него черной кишкой наискосок тянулся провод, на котором болталась лампочка в обрамлении засиженного мухами абажура, судя по состоянию, вероятно, заставшего Сталина. Очевидно, призванный создавать уют, с функцией своей абажур не справлялся, а наличие мушиного помета мешало проникновению света от лампочки накаливания. Обои, старые и выцветшие, помнили, наверное, самого Берию в пору его карьерного роста. Паркет, в былые годы блестящий и новенький, а сейчас весь в боевых потертостях и выщерблинах, подчеркивал свой возраст черными от времени стыками.

С мебелью было тоже не густо. Простая кровать с пружинным матрацем, войлочная подстилка и что-то вроде дополнительного тюфяка, в жуткую, выцветшую от времени, как и все остальное, полоску. Меблировку дополняли шкаф, табурет и колченогий столик, удачно прислонившийся к стенке, дабы не упасть. Шкаф, тяжелый, добротный, в былые годы был образчиком хорошего вкуса, однако теперь превратившись в надгробную плиту, окончательно завершал депрессивную картину, заполняя собой добрые две трети комнаты. И самое интересное: на форточке, плотно закупоренной ватой – это в такую-то теплынь! – к деревянной раме чьей-то заботливой рукой десятком кнопок была пришпилена грязноватая марлечка.

Первым делом, решив не впадать в уныние, Кочетков отворил, хоть и с трудом, окно и впустил в комнату немного свежего воздуха. С ним, впрочем, в крохотное помещение ворвался и гомон улицы, рев машин, а также добрая доля выхлопных газов. Кровать решено было оставить на прежнем месте, а вот табурет Пашка пододвинул к изголовью, в то место, где на стене была единственная на всю комнату электрическая розетка. Подключил почти севший мобильник и осмотрел недра шкафа. Скелета в нем обнаружено не было, зато нашелся в меру потрепанный, но чистый комплект постельного белья, перьевая комковатая подушка и армейское шерстяное одеяло с памятными полосами. Можно было купить новый комплект, однако эта трата нанесла бы непоправимый ущерб и без того небольшому бюджету юноши, так что отставив капризы, Кочетков сноровисто застелил постель и, отметив, после пробного краш-теста, что получается вполне себе ничего, почувствовал, что градус настроения все-таки пополз вверх. Устроившись поудобнее и сцепив руки на затылке, Пашка откинулся на подушку, пристально исследовал причудливо сплетенную паутину трещин на потолке и решил для себя, что все не так уж и плохо, и начавшаяся так внезапно полоса черная плавно перешла в грязно-серую, а там и до белой недалеко.

Следующим порывом Кочеткова было желание осмотреть всю квартиру целиком, взглянуть на предоставленные Прасковьей Тихоновной коммунальные блага. Пройдя коридор, парень толкнул первую дверь и очутился в совмещенном санузле, где фаянсовый унитаз и чугунная ванна, к которой тот по-братски вплотную притерся, нормально сосуществовали, мирно деля жилое пространство. В ванной комнате также нашлось видавшее виды зеркало с потрепанной амальгамой, а на полочке под ним стоял стакан с новенькой зубной щеткой и едва начатым тюбиком зубной пасты, очевидно того самого пропащего соседа Ивашки. И, о чудо, стиральная машина – автомат. Лампочка под потолком, бережно завернутая в желтую газету, и следы тараканов на полу и стенах собирали мозаику воедино.

Последнее Пашку, впрочем, не расстроило. С усачами у Кочеткова были свои тонкие взаимоотношения, разделявшиеся по аграрному признаку. «Стасики» предпочитали видеть младшего Кочеткова под толстым слоем чернозема, а он, младшенький, делал все, чтобы как можно большее количество этих «милых» домашних питомцев, с помощью тапка или газеты, отправлялось на тот свет.

Вот кухня молодому человеку понравилась. Недавний, хоть и простенький ремонт, хороший стол о четырех ногах, два табурета, тумба с новенькой мойкой и даже вполне чистая газовая плита с двумя конфорками. Тут же стояла и сушилка для посуды, а обтянутые пестренькой клейкой пленкой полочки, развешанные по всей стене, создавали деревенскую прелесть в этой потрепанной обстановке. Хозяйка, скупая карга, решила менять не все напольное покрытие целиком, а придирчиво и кусками, из-за чего на полу образовался забавный наборный орнамент. Некоторые части были совсем плохи, вытерты прикосновением тысячи подошв, да и цвет свой позабыли по давности, смотрелись не ахти. Зато новые, хаотично уложенные и не особо подогнанные по стыкам, взирали на мир веселыми аляповатыми квадратами десятков цветов. Похоже, трофейный был линолеум, спертый либо из сумасшедшего дома, либо из детского сада.