Начало звёздного пути - Александр Санфиров Страница 9

– Ты что ль будешь Николай Лазарев? – спросил он.

– Ну я, – ответил переевший Николка.

– Тогда давай собирайся, приказано тебя в баню отвести и одежу сменить.

Николка кинул взгляд на бабушку, но та замахала руками.

– Иди, иди, касатик, куда зовут, я уж тут сама разберусь, что к чему.

Николка и его сопровождающий медленно шли к бане, которая дымилась на берегу у речки. Когда они зашли за какой-то амбар, парень неожиданно развернулся и ловко ударил Николку в ухо. Вернее он так думал, что ударит. Сам Николка даже не понял, что произошло, его голова без участия сознания отдернулась в сторону, а он автоматически отошел влево, нападавший вслед за своим кулаком пролетел мимо и упал на мерзлую землю. А Николка стоял и ошалело смотрел на ворочающегося на земле парня.

Из-за бани вышел кряжистый краснорожий мужик в зимнем кафтане, колпаке и обрезанных валенках.

Он гулко хохотал и хлопал себя по коленкам.

– А похвалялся, похвалялся, я, дескать, этого придурка одной левой уложу. Будет знать, как встревать и места чужие занимать. А дурак-то умнее оказался. Вставай, недотепа, следующий раз думай, что творишь. Вот узнала бы Фекла про твои дела, быть тебе поротым на конюшне.

– Ну а ты крут, крут, наверно, у себя в Чугуеве из драк не вылезал, – обратился он к Николке, до которого только сейчас доходило, что его только что хотели побить.

В это время незадачливый драчун, наконец, поднялся.

Он отряхнулся и, подойдя к Николке, сказал:

– Ты извиняй, просто обидно мне стало, когда сказали, что дурак вместо меня на этом месте будет.

А ты, оказывается, как раз не дурак насчет подраться. Лехой меня зовут, будет знакомы, – и он протянул руку.

Мужик, наблюдавший эту сцену, одобрительно сказал:

– Во-во, давайте миритесь, нечего вам делить, А у тебя, парень, ухватки прямо бойца кулачного. Пожалуй, надо тебя в стенку этой зимой взять. С твоим ростом да руками ты у нас забойщиком пойдешь.

Николка на это ничего не ответил, потому что еще не отошел от момента нападения. Все мышцы болели и ныли.

«Наверно, оттого, что очень быстро двигался», – пришла к нему догадка.

Мужик тем временем позвал их в баню. Там он аккуратно свернул тряпье, которое с себя снял Николка, и прибрал в сторону.

– Попрощайся со своим шмотьем, парень. Видел, какую одежу тебе Фекла Прововна приказали выдать, – сказал он, разворачивая довольно приличные штаны, рубаху, теплый кафтан и, главное, сапоги, хоть и ношеные, но с новыми набойками на каблуках, подбитые деревянными гвоздиками. И к ним пара новых портянок.

У Николки сперло дыхание. Сапоги! В Чугуеве сапоги были только у попа Василия и Прова Кузьмича, и то Пров Кузьмич надевал их только в церковь, а перед этим долго мазал свиным салом и чистил щеткой. Неужели это ему?

Мужик, который видел волнение парня, снисходительно сказал:

– Не радуйся, вон у Лехи поспрошай, за эти сапоги бегать, как Савраске, придется. Вот, к примеру, в чем моя работа? Дровец наколоть, баньку протопить, ну мыть я ее не мою, бабы для энтого дела есть. Главное, мне барскую баню по субботам надо как следует нажарить. А потом меня не слыхать и не видать. И что я опосля делаю, рыбку ловлю али баклуши бью, никому не интересно. Вошел в понятие? А ты кажный день на виду, посему гонять будут тебя как Сидорову козу. Лехе, пока он не выучил всё, что надо, всю задницу березовой кашей отполировали. И тебя то же самое ждет. Ладно, хватит трепу, давайте залазьте на полок. Сейчас будет вам Содом и Гоморра, как наш поп в храме говорит.

С этими словами он плеснул ковш кипящей воды на раскаленную каменку. Лешка взвизгнул по-поросячьи и кинулся на пол, где улегся, засунув нос между досок пола. Николка хотел последовать за ним, но неожиданно его перестал обжигать пар, а стало тепло и приятно. Он откинулся на бревенчатую стену с торчащим из пазов мхом и закрыл глаза от удовольствия.

– Ха, – раздался голос банщика, – да ты, однако, еще и пар любишь. Ну давай, давай, посиди, пусть тело подышит, пот пустит. А потом скупнемся и веничек дубовый запарим. Уж ежели залезли в баньку, то надо от нее все блага взять. А не то что некоторые, – добавил уже тише, – в бане только баб раком ставят, а не про мытье думают.

Лежащий на полу Леха захихикал.

– Что ржешь, – возмутился банщик, – я правду говорю, баня не для энтих дел предназначена.

Через два часа, уже в вечерних сумерках оба парня возвращались во флигель, где должен был жить Николка, но вдруг навстречу им выскочила растрепанная Аленка.

– Лешка, ты что делаешь, мы с ног сбились вас искать. Барышня Екатерина Ильинична ругается.

Встревоженный Лешка сказал:

– Мы же в бане были, ты что, не знала?

– Так мы же не думали, что вы там столько времени просидите, – запричитала девушка и обратилась к Николке: – Тебя барышня видеть хочет, интересно ей посмотреть, какой из себя бывший дурачок деревенский.

Николка за три месяца уже привык к тому, что все кому не лень поминают его прошлое, но сейчас слово «дурак» из уст симпатичной, хоть и косоглазой девушки неприятно его кольнуло.

Он пошел вслед за торопливо идущей девицей, а Лешка благоразумно ушел во флигель, пока его никто не вспомнил.

Когда они вошли в огромные парадные двери в вестибюль, он остановился в восхищении, даже сейчас, в будний день, когда здесь горели всего несколько свечей, было видно, какой он роскошный. Узорчатый паркетный пол, натертый до блеска, картины на стенах и широкая лестница, ведущая на второй этаж. Налево виднелись полуоткрытые двери в бальный зал, но Николка про такое чудо еще не слышал, поэтому и не посмотрел в ту сторону.

Аленка взяла подсвечник с горящей свечкой и пошла вверх по лестнице, а Николка тенью следовал за ней. На втором этаже они прошли череду комнат, пока не подошли к дверям, обтянутым розовым бархатом. Аленка постучала и после раздраженного «Войдите» робко приоткрыла дверь. И была права, потому что в дверь полетела чашка, ловко пойманная Николкой.

Они прошли в комнату, пахнущую духами и тем неуловимым ароматом, который присутствует там, где обитает юная девушка.

Десяток свечей довольно ярко освещали присутствующих, и Николка увидел двух девушек, одну, почти еще девочку, красивую чернобровую, худенькую и очень легко одетую, как ему показалось, потому что ее маленькая грудь почти вся была видна в глубоком декольте. Вторая же, высокая и худая, еще более черноволосая и чернобровая, скромно одетая, сидела на венском стуле, как будто проглотила палку, и внимательно смотрела на вошедших.

Глядя на полураздетую барышню, Николка почувствовал почти то же состояние, что и летом, когда подглядывал вместе с сыновьями Прова Кузьмича за купающимися девками. От переживаний он густо покраснел.

Девочка хихикнула и что-то сказала непонятное своей соседке. От того, что он не понимал, что про него говорят, Николка покраснел еще больше.