Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна) - Диана Ибрагимова Страница 9

– Это Авердо, хотел работёнку обговорить.

Слышно было, как изнутри сняли сначала засов, затем крюк и цепь. Щедро смазанные маслом петли не издали ни единого скрипа.

Хозяином оказался статный мужчина довольно приятной наружности: безбородый, с аккуратно остриженными усами и русой косой с вплетённой в неё красной лентой, означавшей, что Синль почитает огненных божеств. Одет он был в наспех накинутую шерстяную тунику и льняные штаны. По бокам стояли четверо парней несколькими годами старше Летфена, видно, сыновья – такие же рослые и крепкие.

Хозяин пригласил Авердо и его людей войти. Внутри было натоплено и пахло съестным. В камине горел огонь безо всякой там светочной крошки, самый обычный – древесный. Впереди утопала в темноте лестница, ведущая на второй этаж.

Все расположились за большим столом в общей комнате, и Синль, помолчав, начал:

– Грун говорит, ты продал ему не меньше десятка голов. Стало быть, ты опытный охотник. Я плачу в пять раз больше за одного гронула.

– И в чём подвох? – Главарь нахмурился и скрестил руки на груди, глаза его в свете пламени походили на два топаза.

– Гронул нужен мне живым.

– Живым?! – Авердо от удивления подался вперёд. – Ты, видно, рехнулся, Синль. Как, по-твоему, я притащу тебе эту тварь целиком, когда одна её голова каждый раз стоит жизни кому-то из моих людей?

– Это уж не мои заботы, – спокойно отозвался язычник. – Смастери ловушки, купи у Еноа сонной травы или возьми побольше верёвок. Я раздобыл кое-что для этого дела. – Он выставил на стол пузырёк из чёрного стекла. – Двумя каплями можно приманить любого гронула.

Авердо глянул на Летфена, тот презрительно фыркнул и спросил:

– Для чего тебе такая зверюга? В сани по зиме запрягать будешь?

Синль нахмурился. Лицо его как будто вытянулось. Выглядело так, будто вопрос его оскорбил.

– Твоё дело привести гронула, а не спрашивать, – сказал он, чеканя каждое слово.

– Ещё чего, – возмутился Летфен. – Да я за это страшилище собственной шкурой отвечать буду! Я тут главная приманка, а ты хочешь, чтоб я от любопытства умер?

Авердо шлёпнул его по затылку, и Летфен замолчал.

– В самом деле, зачем тебе зверь? – спросил главарь.

В воздухе повисло напряжение, и воцарилась такая тишина, словно в комнате не было ни единой живой души.

– Я где-то слышал, что язычники умеют заговаривать гронулов, и те становятся послушней собаки, правда это, Синль? – Летфен прищурился.

Все взгляды тотчас обратились к нему, затем переметнулись в сторону побледневшего хозяина.

– Правда, – вздохнул Синль, обведя взором присутствующих. – Во всяком случае, было правдой много лет назад. Моя прабабка заговаривала гронулов, сам я её не застал, но многое слышал. Передаётся это по женской линии, а в нашем роду долго девок не рождалось. Теперь у меня есть дочь, Эна, на днях вот в девицы перешла. По прабабкиным записям умение заговаривать с первой кровью приходит. Я не так давно был в Пранте, слышал всякое. Что, мол, власти готовят какую-то отраву для гронулов. Если от них леса почистят – в Эдосе житья не будет ни нам, ни вам.

– Эй, Синль, а если их заговорить, можно потом верхом кататься как на лошади? – спросил Летфен, ничуть не взволнованный тревожными вестями.

– Откуда мне знать? Столько лет этим никто не занимался, а при нынешней власти тем более боятся. Я сохранил кой-какие свитки от прабабки, но не уверен, хватит ли этого.

Летфен, зевая, откинулся на спинку стула и замер с открытым ртом, заметив выглянувшее из-за перил круглое личико. Девчонке было лет шестнадцать, она робко смотрела на собравшихся и, поймав взгляд Летфена, тотчас нырнула назад в безопасную темноту лестницы. Разговор меж тем продолжался. Десяток человек с разными историями и укладом жизни постепенно сплачивались и сходились на мысли, что отступать и прятаться дальше некуда: скоро придётся давать властям отпор.

Дочка Синля опять выглянула из темноты как пугливый птенец из гнезда. Летфен заметил её краем глаза и широко улыбнулся. Эна съёжилась, но осталась на месте, уголки её губ чуть приподнялись в ответ. Летфен про себя вздохнул, что девчонка наверняка видит в нём сопливого ребёнка, а не юношу, потому миловаться с ней он и не думал, но не мог отделаться от мысли, что она очень даже хорошенькая – розовощёкая, с длинной косой русых волос и красиво очерченными губами цвета вишнёвой настойки в питейной Груна. Такую и гронульей ведьмой не назовёшь.

Отца не было четыре дня. Он редко уезжал так надолго, и Аринд здорово волновался. Благо, Саор помогал, чем мог. Без обязательной печати Аринд считался вне закона и не мог посещать людные места. Мать долго прятала его в подвале, а к тому времени, когда о нём узнал Редорф, Аринду было уже пять, и краска попросту не прижилась бы.

Отец частенько повторял, что у Энсердара два рока – чёрный и красный. Первым значилось тюремное клеймо, вводимое под кожу преступникам, а вторым – обязательная печать, из-за которой островитянам был закрыт путь на материк.

Саор сходил за Редорфа на рынок, заплатил подслеповатому Греду, чтобы тот пару дней поработал за прогульщика, даже побывал в закусочной «У Араля», но ничего толком не разузнал и бранился, называя отца дураком, не отпустившим грязное прошлое. Должно быть, он загулял, ударившись в тоску по времени, проведённом в наёмничьих рядах; весёлой, сытой и пьяной жизни; молодости, здоровью и женщинам. Редорф любил вспоминать эти дни.

Аринд вошёл в лабораторию, смахнув пот с раскрасневшегося лица, и поставил в угол ведро с водой. Учитель ворошил стопку листков, что-то перечёркивал, барабанил пальцами по краю стола.

– Закрой дверь, – потребовал он, – всё тепло выпустишь. И оботрись, пока болячку не подхватил. Лучше бы над книгами сидел, а не тело своё худосочное мучил. Папаша твой ума недалёкого, раз думает, что ты ему под стать вырастешь. Много ли он убийствами заработал, кроме хромой ноги?

– Отец сказал, из меня не выйдет наёмника, – возразил Аринд, снимая мокрую рубаху. – Он говорит – я крыса.

– Мой Создатель! – Саор всплеснул костлявыми руками. – У тебя дар речи появился, мальчик? Я уж и не надеялся, что ты когда-нибудь сумеешь связать больше трёх слов.

Аринд так редко отвечал, что Саор порой забывал, как звучит его голос. Только беспокойство делало ученика разговорчивей.

– И правильно говорит, в кои-то веки. Какой из тебя душегуб, когда ты людей чураешься, а подземелья тебе милее дома родного? Подсунули мне ведьмино отродье, а ты вместо того, чтоб помогать, занимаешься невесть чем. Хорошему травнику сила нужна только на то, чтоб варево в котле мешать, а ты все деревья избил, все заборы поколотил, ни одной щепки не принёс! Людей убивать – не мешки с соломой протыкать. И травника из тебя не выйдет, так и знай.

Аринд поставил котелок на светочные камни, зачерпнул ковшом воды из ведра.