Метро 2035. Бег по краю - Ольга Швецова Страница 9

«Нацистская штучка» оказалась интереснее и удивительнее, чем мог предположить даже и один из ведущих аналитиков Рейха! Вместо привычного крепкого бритоголового молодца с измазанными кровью кулаками и его жертвы посреди комнаты сидели друг напротив друга миниатюрная девушка и перепуганный постовой из туннеля. Он уже осознал, что бить его не будут, и немного расслабился. Девушка улыбалась и задавала вопросы тихим приятным голосом, поглаживала по руке допрашиваемого и смотрела прямо ему в глаза, ни на секунду не отводя взгляда.

Штольц тоже поддержал эту игру в гляделки, вопросительно просигнализировав бровями Ширшову. Тот, усмехаясь в усы, молча поднес палец к губам и следил за беседой с самым довольным видом. Допрос больше напоминал романтическую встречу влюбленных. Постовой перестал заикаться и даже начал отвечать на мягкое рукопожатие. Это девушке вовсе не понравилось, и она, вежливо поблагодарив его за откровенный разговор, стряхнула со своих рук чересчур осмелевшие лапы, вытянулась в струнку перед начальством и доложила, что объект говорит правду, даже если она покажется остальным каким-то безумным бредом. «По крайней мере, все, что он рассказал, он считает правдой». Ширшов, поразмыслив, распорядился вернуть парня в камеру для наилучшего освежения памяти и скомандовал привести следующего. А пока решил познакомить Штольца с этой интригующей барышней в форме, но без знаков различия. Рейхсфюрер был исключительно вежлив, когда этого хотел, и не забыл, что представлять следует мужчину даме, а не наоборот, несмотря ни на какие чины и звания.

– Георгий Иванович Штольц, на случай, если вы еще не встречались… А это Елизавета Мурашова, наша новая сотрудница, подающая большие надежды.

– Приятно познакомиться, Лизхен, – сдержанно кивнул штандартенфюрер, отметив, что девушку приятно удивило собственное имя, произнесенное на немецкий манер.

«Хорошенькая… Хорошенькая дрянь! Такую девушку не обезвредить комплиментами и ласковым словом – это профессионал двадцать четыре часа в сутки, как и он сам». Штольц уже три часа присутствовал на допросе. «Для чего Ширшов позвал его? Опять проверка? Не устал ли он сам от этих проверок? Или просто хочет поделиться впечатлениями от нового приобретения? Детектор лжи в виде человека. Интересно, а как она это делает? Физогномика?»

Георгий Иванович внимательно присмотрелся к действиям девушки. Сидит, внимательно рассматривая допрашиваемого, но смотрит скорее внутрь себя, чем на испытуемого. Штольц подумал, что не хотел бы сейчас сидеть напротив этого детектора лжи. Нет – это что-то другое… Чуждое… Хорошо, что десять лет назад Лизхен не было… точнее ее не было у Ширшова, иначе проверку на лояльность он бы не прошел. Штольц еле подавил желание отодвинуться от девушки подальше. Но сильно отдаляться не стоило, иначе Лиза решит, что он чего-то боится. Все-таки смотреть на нее было приятно, почему бы не получить хоть эстетическое удовольствие? Девушки Четвертого рейха Георгию Ивановичу не нравились, в них не хватало чего-то… Или, наоборот, было что-то лишнее, неприемлемое. Женщина и нацизм оказались несовместимы в его понятии, совместив их, Штольц вывел для себя понятие «фрау», обозначив им сразу всех, несмотря на возраст и внешние данные. К фрау его вовсе не тянуло. Да и постоянная настороженность забирала все силы.

Рейхсфюрер был доволен результатом теста. Он то и дело поглядывал на штандартенфюрера, и во взгляде его читалась нескрываемая радость ребенка, получившего желанную игрушку. В итоге и второго испытуемого отправили на Тверскую к Максу Вайзеру для продолжения допроса с пристрастием. Объект уже был не интересен рейхсканцлеру. Пускай с ним разбирается служба безопасности. Главное сделано. Штольц одобрительно улыбнулся «другу», разделяя его радость.

– Поздравляю вас, герр канцлер. Хорошее приобретение.

– Да, Георгий, какая экономия времени! И никаких растрат людских ресурсов. Не надо восстанавливать испытуемого после допроса… я даже не ожидал, что физиогномистка так сильна. – Он улыбнулся девушке: – Лизхен, вы свободны.

Штольц не стал разочаровывать Ширшова, что эти способности так же далеки от физиогномики, как и сам Георгий Иванович от идей национал-социализма. Жаль, что он не обладает способностями Лизы, а то попробовал бы выяснить – как она это делает.

***

Ну, и где этого оболтуса носит? Старший брат, называется. Хуже маленького ребенка. Сам сказал: я на часок, а ты стол накрывай, приду, поообедаем. А вид напустил, как будто мир спасает. Ну, накрыла – и где он? Два часа уже прошло.

Девушка подвинула кастрюлю с похлебкой чуть ближе к центру стола, как будто это место предпочтительней, чем какое-либо другое для скорейшего возвращения брата домой, и скептически оценила убранство стола. Грибной суп, две железные миски и две алюминиевые ложки.

– Да-а, не на приеме у английской королевы. – Катерина вспомнила потерявший лоск глянцевый журнал, который она листала у подруги. Почему-то больше всего ее впечатлили не разодетые, ухоженные девицы, а стол, накрытый серебряной и золотой посудой с блюдами, о которых она даже и не слышала, да и прочитать не смогла. Вот что такое лоб-сте-ры? При упоминании этого названия представился почему-то страшный лобастый мутант, которым пугали детишек на станции, а никак не еда. Нет, что греха таить, наряды на женщинах тоже производили сильное впечатление. Особенно удивляло, как они любили ходить раздетыми, по поводу и без него. Представить себе, что она будет ходить по станции в столь открытом платье… Катя даже поежилась, представив, как это холодно, неудобно, да и просто стыдно.

Мысли ее прервали два голоса, приближающихся к палатке. Незнакомый мужской голос произнес: «Катарина Гордеева». После чего полог откинулся, и в палатку заглянул довольно симпатичный голубоглазый парень в форме обер-лейтенанта. Он строго посмотрел на девушку, сидевшую на корточках перед ящиком, служившим ей столом.

– Катарина Гордеева, – в его уверенном голосе звучало скорее утверждение, нежели вопрос. – Вам надо пройти со мной.

Сердце девушки екнуло: «С Сергеем что-то случилось? Вот как чувствовала, куда же ты, братец мой, влез?»

– Пойдемте со мной, вам все объяснят, – офицер был вежлив, но за сухими служебными фразами не скрывался его интерес к девушке.

Катя торопливо засобиралась. Накрыв кастрюлю крышкой, она убрала ее подальше. Окинув последний раз взглядом какой-никакой, а дом, девушка всхлипнула. Почему-то у нее было такое чувство, что сюда она больше не вернется. Она поднялась с колен, легким движением стряхнула с юбки невидимые пылинки, расправив подол простенького платья, и уверенно вышла из палатки.

В свои семнадцать с небольшим лет Катя была весьма привлекательной девушкой. Большие темные глаза ярко контрастировали с ее бледным, не знающим загара лицом, и обрамляли всю эту прелесть густые каштановые волосы. В отличие от своего брата, который был старше ее на пять лет, родилась она уже в метро. Дети рано осиротели: когда Кате было около шести лет, умерла от рака мать, а через год пропал отец, и воспитание сестры взял на себя брат-подросток. Понятно, что Катя очень любила своего несуразного родственника и многое ему прощала. Если бы не он, что бы сейчас с ней было – страшно подумать. Да что тут думать, не было бы ее сейчас. Брату рано пришлось повзрослеть, взвалив на свои хрупкие плечи непосильный груз. Катя это понимала и была ему за это безгранично благодарна.