Война упущенных возможностей - Макс Гофман

От издателя

В 1920 году генерал Карл Адольф Максимилиан Гофман дал интервью берлинской русскоязычной газете «Руль», названное «Генерал Гофман о борьбе с большевизмом». Выбор редакции был не случаен. В германском Генеральном штабе Макс Гофман считался одним из основных специалистов по России. Еще в конце XIX века он полгода провел в качестве военного атташе в Санкт-Петербурге, где усиленно изучал русский язык, да и впоследствии вся его деятельность была связана с Россией (или, если угодно, направлена против России).

В интервью генералу пришлось оправдывать свою деятельность по разложению русской армии с помощью большевиков. В опубликованной тремя годами позже книге «Война упущенных возможностей» Гофман пишет об этом гораздо подробнее. Его книга – чрезвычайно ценный документ именно русской истории. И хотя оценки его подчас весьма спорны (к примеру, он приписывает себе основные победы немецкого оружия на Восточном фронте, отодвигая на задний план и Гинденбурга, и Людендорфа), в изложении фактов он вполне точен.

Генерал Гофман сыграл основную роль в заключении Брестского мира с большевиками. Ради этого мира он создавал целые государства. «В действительности Украина – это дело моих рук, а вовсе не творение сознательной воли русского народа. Никто другой, как я, создал Украину, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с одной частью России…» – говорил он еще в одном интервью. И пусть это во многом просто хлесткие фразы, события, описанные в книге, позволят читателю оценить роль генерала Гофмана в российской истории вплоть до наших дней.

Настоящей книге, как и первому изданию 1925 года, предпослана статья известного российского востоковеда Владимира Александровича Гурко-Кряжина. Несмотря на естественную для того времени политизированность и однобокость, предисловие это, написанное крупным ученым, остается не только документом эпохи, но и – местами – дает весьма точную оценку мемуарной работе немецкого генерала.

Генерал Гофман является для нас наиболее памятной фигурой из всех немецких военачальников эпохи мировой войны благодаря его участию в мирных переговорах в Брест-Литовске. Блестящая характеристика Гофмана и всех его соратников дана тов. Троцким в статье «Брестский этап», где он живописует их как «представителей могущественного тогда милитаризма, насквозь проникнутого победоносным солдафонством, кастовой надменностью и величайшим презрением ко всему не истинно гогенцоллернско-прусско-немецкому». Несколько дальше, говоря о самом Гофмане, тов. Троцкий указывает, что «во все время конференции он не переставал громыхать и угрожать нам – представителям побежденной страны».

Действительно, Гофман во всех отношениях является идеальным образчиком прусского солдафона. Даже его наружность настолько ярко типична, что начинает уже переходить в карикатуру: круглое лицо с низким лбом, неподражаемо надменный взгляд, презрительно вздернутая толстая губа, совершенно одеревенелая фигура с выпяченной грудью – все это производит впечатление не реального человека, а скорее карикатурного портрета прусского генерала из Simplicissimus'a.

В своей книге «Война упущенных возможностей» (Der Krieg der versdumten Gelegenheiten) Гофман рисуется, впрочем, не просто солдафоном, но вдобавок солдафоном, находящимся в оппозиции к своим собратьям. Задачей его является исследовать причину крушения германского империализма и найти лиц, виновных в этом. Свою задачу Гофман разрешает очень просто, «по-генеральски». Прежде всего, для него совершенно ясно, что крушение Германии сводится к определенному количеству проигранных сражений или же неправильно (с его точки зрения) выполненных операций. Главная часть его книги, не лишенная интереса для специалиста, и заключается в критике военных действий, в выявлении тех «возможностей», которые, будучи своевременно использованы, несомненно, обеспечили бы Германии победу или почетный мир. При такой упрощенной постановке проблемы сразу же выясняются и виновники проигранной войны; это, разумеется, те генералы, которые руководили операциями: Мольтке, Фалькенгайн и, наконец, Людендорф, с которым, кстати, отношения у Гофмана были испорчены, хотя Людендорф и характеризует его великодушно в своих «Воспоминаниях» как «чрезвычайно одаренного и прокладывающего себе дорогу офицера».

Правда, даже для других военных (Людендорфа, Тирпица) было ясно, что война, да еще такого масштаба, как мировая, не определяется лишь сражениями, что огромное значение имеют чисто политические факторы, так же как и экономические. Но бравый Гофман почти полностью игнорирует все эти «невесомые данные» и судит обо всем, отправляясь исключительно от армии. Эта точка зрения, конечно, не случайна, и она вовсе не объясняется одной лишь ограниченностью Гофмана. Дело в том, что за последние три года войны в Германии фактически установилась военная диктатура. «Сверхчеловек» немецких милитаристов – Людендорф сумел сконцентрировать в ставке все нити внутренней и внешней жизни страны. Достаточно указать, что акт о восстановлении Польши был провозглашен по инициативе Людендорфа, закон о всеобщей трудовой повинности был разработан в ставке и т. д. и т. п. Недаром Эрцбергер указывает в своих мемуарах, что вплоть до перемирия Людендорф «оставался почти неограниченным властителем Германии и частью сам решал политические вопросы, частью существенно влиял на их решение». Отсюда становится вполне понятным, почему все мысли такого «идеального солдафона», как Гофман, исходили от армии и возвращались к ней. Политика, вернее дипломатия, являлась для него своего рода резонатором, чутко вибрирующим в ответ на все военные действия, удачные пли неудачные сражения, планы ставки и пр.

В книге Гофмана, впрочем, для нас особенно интересна не эта полемически-военная сторона, а те материалы, которые имеют отношение к послеоктябрьской России.

Когда русский фронт рухнул, перед Германией, по его мнению, открылись две возможности: «или решиться на водворение порядка в России, заключить дружественный союз с новым русским правительством, после чего обратиться к западу»… или использовать освободившиеся на русском фронте военные контингенты для решительной схватки на западе.

Как известно, временно был избран второй путь, повлекший брест-литовские мирные переговоры, причем необычайно комичное впечатление производят самооправдания Гофмана в том, что, посоветовав заключить мир с советским правительством, он «вовсе не хотел способствовать распространению большевизма…».

Наиболее яркие страницы его книги посвящены, как и надо было ожидать, брестским переговорам. Совершенно бессознательно Гофман раскрывает омерзительную картину тех мошеннических проделок, которые были задуманы, а частью и осуществлены правящими кругами Австрии и Германии на конференции. Достаточно указать на тот обман, который был допущен в вопросе о переброске германских войск с Восточного фронта на Западный, о котором с необычайной откровенностью повествует Гофман: как оказывается, еще до открытия переговоров в Бресте главная масса германских войск была переброшена на запад. «Я поэтому мог с легким сердцем согласиться с русскими», – цинично указывает Гофман. Ярко изображены трения на конференции между немецкой, австрийской и турецкой делегациями, аннексионистская подоплека немецкого требования о самоопределении Курляндии и Литвы и т. п. Наконец, особенно хорошо освещена предательская роль, сыгранная в Бресте украинской мирной делегацией, которую, по выражению Людендорфа, «Гофман взял под свое особое покровительство». Вообще, роль, которую играл сам Гофман на конференции, можно охарактеризовать крылатой фразой Вильгельма II: «Где является гвардия, там нет места демократии».