Как пережить кризис. Уроки Великой депрессии - Анатолий Уткин Страница 11

Власть имущие

Гувер ходил по Овальному кабинету, обдумывая способы решения острого социального конфликта его президентства. Выступая в Нью-Йорке, он произнес слова, которые Америка ему припомнила: «Никто в нашей стране не умирает от голода». В сентябре 1932 года журнал «Форчун» открыто назвал президента лжецом. Журнал предложил оценить ситуацию таким образом: «25 миллионов страдают от голода». Городской совет Нью-Йорка зафиксировал 29 случаев именно «смерти от голода». Гувер был потрясен, когда на рыбалке в Скалистых горах ему показали семерых умирающих от голода детей.

Столкнулись в яростной классовой схватке самый мощный профессиональный союз рабочих и самые мощные корпорации страны. Сто сорок семь тысяч шахтеров угольных шахт прекратили работу, требуя, во-первых, повышения заработной платы; во-вторых, признания их профессионального союза рабочих шахт. В знак солидарности к забастовке присоединились восемнадцать тысяч рабочих битумных шахт. Затем забастовали железнодорожные перевозчики, и общее число бастующих приблизилось к четверти миллиона человек. И это в краю, который прежде добывал пятьдесят пять миллионов тонн угля. Америка в целом только сейчас стала осознавать грандиозность происходящего, речь начала идти о самом большом классовом столкновении в американской истории. Заезжий британский экономист Джон Мейнард Кейнс предсказал, что, если данная массовая забастовка продлится до начала холодного сезона, «последуют невиданные еще в мире социальные последствия».

Писатель Томас Вульф заметил, что «бездомные люди старались расположиться поблизости от ресторанов, бросаясь толпами на остатки пищи». «Армия спасения» сама подбирала остатки консервов для раздачи безработным. Томас Вульф беседовал с безработными, оккупировавшими общественные туалеты. «А небоскребы Манхэттена холодно сияли в жестокой яркости зимней ночи. Небоскреб Вулворта стоял всего в пятидесяти ярдах, а немного дальше мерцали серебряные пики Уолл-стрита, огромной крепости из камня и стали».

Журналисты обрисовали страдания людей в неотапливаемых домах. Представитель угольных компаний связывал святые идеи патриотизма с «преступной активностью подрывных элементов» и обвинил сами попытки «переговоров с подстрекателями анархии в злостном вызове закону»: Возобладала политика отрицания возможности самого диалога капиталистов с верхушкой профсоюзных деятелей.

Забастовка горняков окончилась своеобразным компромиссом. Предприниматели так и не признали легальности объединенного профсоюза шахтеров — это означало право увольнения любого рабочего по желанию администрации и хозяев. Но некоторые требования бастующих (установление девятичасового рабочего дня, частичное увеличение заработной платы) владельцы шахт были вынуждены удовлетворить.

Основные идеи выхода из кризиса — полный контроль государства над железными дорогами, увеличение ответственности работодателей, гарантированная компенсация работающим, восьмичасовой рабочий день, модернизация системы каналов и шлюзов. Президент Гувер в послании конгрессу отметил важные политико-философские моменты — будущее сохранит глубокие рассуждения этого послания о природе социальной справедливости. Справедливость — это не некая отвлеченная идея, но постоянная, день за днем осуществляемая адаптация общества к меняющимся человеческим потребностям. Особенно чувствительной должна быть судебная власть. «Каждый раз, когда судьи интерпретируют контракты, собственность, права, должное отправление справедливости, свободу — они по необходимости вносят в систему юриспруденции долю своей социальной философии. А поскольку такая интерпретация имеет фундаментальное значение, эти судьи дают направление всему процессу отправления справедливости».

Многие, такие, как Чарльз Швоб, были уверены, что революция в Америке — «за ближайшим углом». Декан Гарвардской школы бизнеса заявил: «Идет суд над капитализмом, и от исхода этого суда зависит судьба западной цивилизации». Во многих статьях, книгах и журналах («Иель ревью», «Скрибнерс», «Америкэн меркьюэри», «Атлантик») обсуждалась возможность вооруженного восстания с США.

Коммунисты, взволнованные реализацией их главных предсказаний, предрекали коллапс капитализма, установление диктатуры пролетариата и повторение в Америке российского опыта. Банкирам оставалось ссылаться на глупости 1920-х годов, когда «просперити» затмила людям глаза. Циники говорили о божьем наказании за алчную жадность человеческой расы. Американский национальный котел пузырился всеми видами идей. Американская конфедерация труда рассматривала все более радикальные программы. Начались голодные марши на федеральную столицу и на столицы отдельных штатов. Возмущенные фермеры (особенно на Западе) блокировали дороги, ведущие к рынкам, и выливали молоко в реки и ручьи. — Ветераны Первой мировой войны пошли маршем на Вашингтон. Здесь они встали лагерем Но испуганные федеральные чиновники обратились к регулярной армии, к танкам и газам — знаменитая «битва при Анакосте».

Эксперты утверждали, что сосчитать безработных в стране невозможно. Эффективных методов борьбы с безработицей правящий класс не знал. Один из жителей Арканзаса прошел полторы тысячи километров в поисках работы. В некоторых семьях мужчины исчезали на несколько недель, уходя в поисках работы. Квартиры освещали только 25-ваттными лампочками или свечами.

Амторг — советская торговая организация, расположенная в Нью-Йорке, получала ежедневно 350 предложений от желающих работать в СССР. И даже переехать в Советский Союз, меняя гражданство. Однажды Амторг опубликовал предложение шести тысячам квалифицированных рабочих. Просьба войти в заветные шесть тысяч пришла от ста тысяч квалифицированных американских специалистов. В ожидании ответа люди спали в Центральном парке Нью-Йорка, на ступенях метрополитена, близ любых источников тепла. Миллионы американцев остались живы только потому, что жили как животные. В пищу употребляли коренья, — жевали траву, дикий лук, листья деревьев. Матери ходили в док, искали испорченную и выброшенную еду, перебивались, как могли. На дорогах искали пшеницу и сорго, упавшие с грузовиков. Томас Вульф видел, как безработные бросались к бакам с отходами. Он видел их везде, и число их увеличивалось по мере того, как бежали дни и месяцы сурового 1932 года.

Великая депрессия запала в сознание тех, кто через поколение возглавит Америку. В то время молодой Никсон (будущий президент) учился и одновременно продавал овощи. Нужно сказать, что его семья не голодала, принадлежа к тем восьмидесяти миллионам, которые легче перенесли депрессию, чем находящиеся внизу общества более многочисленные массы людей. Депрессия ударила по образовательной системе общества. Для огромного большинства молодого поколения Америки образование сводилось к элементарной школе с одним учителем. Таких в стране было громадное количество — 143 391 школа. Нужно сказать, что труднее всего приходилось детям фермеров (но фермеры составляли уже всего 18 процентов населения Америки).

Страна обсуждала пути выхода из кризиса. В журнале «Ньюйоркер» появилась карикатура — девушка на вечеринке в Гринвич-Виллидж (Нью-Йорк) объясняет парню свой вариант: «Это очень просто. Нужно захватить все электростанции и радиостанцию». В такой ситуации немудрено, что военный министр Херли держал у столицы армейские подразделения. Однако ожидаемое восстание началось не в федеральной столице (куда пришло немало обездоленных), а в столице кукурузного штата Айова, где с вилами и винтовками вышли фермеры.